Кеплер вошел, опустился на сиденье около окна и положил свертки рядом с собой. Он жестом пригласил девушку войти. Та села напротив него и все еще прижимала свертки к груди.
– Положите их туда, – посоветовал Кеплер, кивнув в сторону верхней полки.
Девушка покачала головой. Он пожал плечами и поудобнее уселся на жесткой скамейке.
Супружеская пара с подозрением уставилась на него.
– Что разбилось в том свертке? – вдруг обратился он к девушке. – Я никогда раньше не слышал такого запаха.
Девушка ответила неуверенно:
– Там был эфир.
– Эфир!
– Он предназначался для больницы в Зофии.
– А что в остальных свертках?
– Все они для больницы. В основном сульфамидные препараты, несколько пол-литровых сосудов с эфиром, перевязочные материалы. Все это нелегко достать.
Он кивнул, наблюдая за ее лицом. В нем читалось опасение, некоторый испуг и любопытство. Но крестьянские черты этого лица выражали также нечто другое, нечто тайное, будто она старалась скрыть это. Непокорность? Ненависть?
– Вы очень хорошо говорите по-польски, – отважилась сказать девушка.
– Я родился в Зофии и вырос там. Меня зовут Кеплер. Ганс Кеплер.
– Рада познакомиться. Меня зовут Анна Крашиньская. Значит, вы едете в Зофию?
Он кивнул.
– А я подумала, что вы, должно быть, едете на фронт со всеми остальными в этом поезде.
Кеплер мрачно улыбнулся.
– Войска ваффен выполняют и другие обязанности, помимо сражения с Красной армией. Мне дали двухнедельное увольнение. Вы в Зофии живете?
– Вместе с родителями. Мой отец школьный учитель, а я работаю медсестрой в больнице.
Пока Анна говорила, он мельком взглянул на пожилую супружескую пару. Когда начался обычный разговор, у обоих исчезла настороженность, и теперь они сидели, закрыв глаза.
Так происходило везде. Подобное выражение, появившееся в глазах Анны, когда та поняла, кто он, или точнее, кем он является, пока он держал в вытянутой руке бутылку с капающим эфиром, Кеплер видел во множестве других глаз. Страх, настороженность, недоверие. И ему хотелось крикнуть: «Эта униформа лишь прикрывает мое тело! Снимите ее, и вы обнаружите меня, Ганса Кеплера!»
Как и на станции, Анна не могла оторвать глаз от этого солдата, который теперь разглядывал зимнюю сельскую местность. Он казался слишком молодым для такой униформы, невинный взгляд его лица никак не вязался с эмблемой, украшавшей его фуражку. У Кеплера были непослушные светлые волосы, которые лежали как-то по-мальчишески неряшливо, она заметила, что глаза у него цвета васильков в летний день. И даже тогда она заметила скрытую в его глазах тревогу и рассеянный взгляд.
