Мадина вспомнила, как он сидел на корточках под подоконником, рассматривая альбом, и мысленно согласилась: конечно, если все на том корабле были такие, как он, то никто не заметил, что разговор продолжается в упоре лежа. Альгердас был из каких-то таких людей, которых она прежде не знала.
За разговором с ним она не заметила, как они вышли на широкую аллею и оказались прямо перед трехэтажным, с арочными окнами дворцом. Он был ярко освещен, и от этого становилась особенно отчетливой простота его классических линий.
— Красиво как! — сказала Мадина.
— А вы здесь что, никогда не были? — удивился Альгердас.
— Я же не в Москве живу, — извиняющимся тоном объяснила она.
Конечно, если бы она жила в Москве, было бы странно ни разу не побывать в Нескучном саду. Да и вообще это было странно: все-таки она приезжала в Москву не так уж редко и бывала во всех ее местах, которые принято называть достопримечательностями. Но в них во всех она бывала одна. А ведь одно дело пойти в одиночестве в Третьяковку, и совсем другое — предпринять какую-нибудь одинокую прогулку по улице, пусть даже и по историческому саду. Гулять одной — от этого все-таки становится не по себе. Потому в Нескучном саду Мадина никогда не была.
Они обошли дворец и двинулись в глубь сада — туда, где аллеи превращались в неширокие тропинки между деревьями.
— Я как раз в этот приезд собиралась сюда пойти, — поспешно соврала Мадина. — Думала, может, завтра успею.
— Вот и успели, — сказал Альгердас. — Теперь уже завтра. Первый час ночи.
— Где вы увидели?
Мадина завертела головой и заметила большие смешные часы, украшенные двумя сердечками. Часы показывали без пяти шесть.
— Не на этих, — проследив за ее взглядом, улыбнулся Альгердас. — Там возле дворца другие были. А эти часы так, для влюбленных повесили. На них всегда без пяти шесть. Получается, что на свидание никто никогда не опаздывает. Такой приятный самообман. А вы замерзли, — вдруг заметил он.
Они как раз поднялись на арочный мост — старинный, сложенный из выщербленного, но, сразу видно, крепкого кирпича. Мадина заметила его издалека, и он сразу ей понравился. Но, стоя на этом мосту, она впервые ощутила, что на улице не так уж тепло: порыв ветра качнул макушки старых берез и пробрался в рукава ее пальто. Наверное, она вздрогнула, потому Альгердас и догадался, что она замерзла.
Он обеими руками взял ее руку и сказал:
— У вас рука совсем холодная. Пойдемте отсюда.
— Нет, зачем! — воскликнула Мадина.
