Вдвоем в самолете так тягостно от скованности ожидания и так сладко от предвкушения. Знаешь — скоро объявят: «Пристегните ремни, приготовьтесь к посадке…» И самолет резко пойдет вниз. И захватит дыхание. Там, там внизу под облаками мы будем совсем вдвоем. Самолет прокатится по полосе. Подадут трап. Откроют двери. Лабиринт аэропорта и площадь перед ним. И вот уже такси летит по дороге вдоль моря. И уже легче. Можно целоваться и вовсю тискать друг друга. Таксист не против. Он только молча курит и время от времени поглядывает в зеркальце заднего вида — как там дела. А мы спешим, но не торопимся. Мы в поцелуях коротаем последние минуты ожидания. Еще четыре поворота и гостиница, в которой нас никто не знает. И двухместный номер. И мы вдвоем, вдвоем, вдвоем… И час, и два, и три… Все в полусне… Какая дивная слабость… Попить… Поесть… Вдвоем мы завтракаем… Или обедаем… Или ужинаем… Мы не скоро вернемся в обыденный ритм. Пока у нас свой хронометр. Один на двоих. Мы ласкаем друг друга, мы одеваемся, держась за руки гуляем по набережной, купаемся в море, играем простором, когда захотим, когда возжелаем. Солнце и звезды — это не время, это то, чем мы дышим вдвоем.
Вдвоем… Мы должны были ехать вдвоем. На одно и то же время взяли отпуск. Собрали чемоданы: мой — поменьше и ее — побольше. Утром мне следовало выслушать напутственную речь своих родителей, заехать за Анной. Пока она одевается, почтить с ее матерью друг друга минутой молчания, и улететь, наконец, из этого города-глаза. Вдвоем.
Но вечером, когда я проводил Анну до дома, когда меня прорвало и я вовсю живописал ей курортные прелести длиною в двадцать один день и двадцать ночей, она вдруг замкнулась, потускнела и будто перестала внимать мне.
— Что такое? — обнял я Анну, — Уже утром мы будем вдвоем, совсем вдвоем, только вдвоем…
Она отстранила меня. Потом взяла за руки и вцепилась мне в лицо своим взглядом:
— Скажи, ты меня любишь? Ты меня любишь?
Я ничего не выдал. Я, не моргая, смотрел на нее, сквозь нее.
Глаза Анны набухали влагой. Что я мог ей ответить? У меня даже не было возможности соврать. Я не знал ответа. Просто не знал. Всего лишь на всего.
Как все чудесно складывалось. Уже полгода мы встречались вечерами. И по субботам. И в воскресенье. Везде, где можно: в кино, в театре, в кафе, в оставшейся на час пустой квартире. Нам было хорошо. И мы мечтали об этом отпуске, о времени и состоянии, когда будет еще лучше. И вдруг:
