– Свистать всех наверх, у нас волосатый зеленый на десять часов. Приготовиться поднять на борт.
Акценту Рори густой, как пары иприта. Все его ребята так говорили, их раскатистое «р» способно разнести железобетон. Я ходил с ними на пару бейсбольных матчей: мы сидели на дешевых местах, тянули водянистое пиво и бросали сигарами в незабвенного Дейва Хендерсона. Сейчас у них не было причин горланить, поэтому они донимали меня из-за волос, которые не доходили мне даже до воротника. Пару минут я еще мог это выносить, но потом приходилось бежать в симпатично стерильный торговый центр и спускать пар.
– Ну и красоток мы тебе насобирали, кэп Тейлор! Таких маслянистых худышек припасли!
– Идешь на сегодняшний матч, Рори?
– Ну да, компанией идем. А что, хочешь с нами?
– Не могу. Завтра еду в Джерси.
– Пф-ф-ф, Джерси!
Все его ребята откликнулись тем же презрительным «Пф-ф-ф!». Они поверить не могли, что найдется дурак, который поехал бы туда по собственной воле.
Они скинули мне пару полудохлых омаров и показали на карте, где их поймали. Записав координаты, я бросил отраву на лед. Позже, когда у меня будет время, придется их выпотрошить и провести анализ.
Мы поболтали о том, что Сэм Хорн может противопоставить «Янки». Эти парни ненавидели негров, но боготворили чернокожих здоровяков с битами – впрочем, у меня не хватало храбрости указать им на неувязку.
Потом я взялся за самую депрессивную часть моей работы. Плавленые сырки на государственных раздачах продуктов это хорошо, но со временем бедняки от них устают и начинают искать другой источник протеина. Например, рыбу. Однако им не по карману нанять судно и вытащить из моря рыбу-меч, поэтому они рыбачат с пристани. А это значит, что они ловят донных рыб. Всех, кто знает про Бостонскую гавань, начинает мутить при одном только упоминании донных рыб, но этих людей беспокоят не канцерогены, а квашиоркор [1]. Три четверти из них – выходцы из Юго-Восточной Азии.
Поэтому месяц назад я настучал на машинке исключительно пугающую заметку о том, какой вред конкретно эти донные рыбы принесут здоровью, особенно здоровью неродившихся детей. Я старался выражаться попроще: никаких химических терминов, никаких мудреных слов вроде «канцерогенность». Отвез текст в «Жемчужину» (мой любимый ресторанчик и прибежище) и уговорил Хоа перевести его на вьетнамский. Потом сгонял к переводчику из Городской больницы и попросил перевести на кхмерский. Обратился к приятелю за переводом на испанский. Собрал из всех текстов вывеску – своего рода токсический Розеттский камень, с которого научились расшифровывать египетские иероглифы, – сделал уйму копий и совершил несколько полночных вылазок к пристаням, откуда бедняки любят рыбачить. Мы повесили вывески на видных местах, привинтили «глухарями», залили их эпоксидкой, а после отрубили головки.
