Рад не стал разуверять ее, объяснять, что не всем, не всегда, некоторых, наоборот, поощряет. Придумала же себе защиту девчонка, а? Не хочешь -- удивишься. Потом-то ему хватало поводов для удивления. Логика ее поступков отличалась непонятной ему мотивированностью, странностью, последовательностью выдумок. Требовалось усилие удержаться в рамках Инкиных истин, которым, впрочем, она легко подчиняла всех своих друзей и знакомых. Именно это и не давало Инке сделаться привычкой Рада. Едва ему начинало казаться, что он знает о ней все, она выкидывала очередной фокус и снова куда-то уходила-уходила...
Теперь, похоже, она уходила насовсем. Сцепленные на столе руки, золотая дужка кольца на пальце разделили их сейчас надежнее любых расстояний. И конечно же, не натуральным фактом замужества, в конце концов, Рад не был ханжой. Нет, просто чужое колечко, результат уже не липовой свадьбы, подвело итог их недолгой любви.
Когда Рад заметил неладное? Неужели в тот день, когда у Инки внезапно изменился почерк? До того дня она владела феноменальной скорописью. Нет, не стенографией, в стенографии он немножко разбирался, а какой-то невиданной системой: облегченное начертание букв плюс неуловимо быстрые движения пальцев. Строчки составляли мельчайшие синусоиды и петли одного направления, непривычные на бумаге, но все же доступные для чтения. Нормальный человек не забудет такого удобного письма и без повода не перейдет на громоздкий старый способ. А вот Инка перешла...
И все же насторожился Рад совсем не в тот раз, не после истории с почерком. В тот раз он принял Инкину "забывчивость" за ее очередной пунктик. А присматриваться начал, пожалуй, лишь открыв в ней так же внезапно прорезавшуюся, прямо-таки болезненную стыдливость: она до истерики стала бояться собственной наготы, и безобидная, вполне допустимая у других странность выглядела в ней ненатуральной. Ибо это не вязалось с Инкой, относившейся к своему телу немножко извне, как к хорошо знакомому произведению искусства.
Однажды, например, она мылась в ванной, закинув по обыкновению руки за голову локтями вверх и прислушиваясь к тугой, сильной, насыщенной воздухом струе душа. Рад знал эту ее привычку открыть настежь дверь и самозабвенно уйти в наслаждение. Вода не разбрызгивалась -- прилипала к ее коже, прозрачной серебряной пленкой облепляла острые локти, подмышки, приподнятые движением рук груди... Почувствовав незнакомый взгляд, Инка открыла глаза. Посторонний мужчина умоляюще выдавил:
