Сколько наработано, наворочено в Сибири! Какие шоссе, какие железные дороги пробиты в скалистых Саянах. Вы скажете — техника, экскаваторы, направленные взрывы, не кайлом же пробивали. Да хоть и с гидравликой, а все равно, что называется, рвали жилы. За дорогу, за трассу жизнь клали. И, умирая, уходя к Богу, вспоминали эти рукотворные памятники как искупление своего временного бытия. А если доводилось погибать в мгновенье ока, когда не до подведения итогов, то и тогда не захлебывались вечной горечью бессмысленности,- как бы предусмотрительно часть души оставив в арматуре и бетоне — на пользование живым, среди живых — живой. Так — через любовь к жизни бренной подступали к Богу.
Русский равнинный человек, взрастающий в колыбели славянских земель и обычаев где-нибудь в Тамбове или Вологде, в Смоленске или Вятке, внутренним зрением своим всегда целил за околицу, набирался сил и смелости для броска по сибирским пространствам, мечтал хотя бы просто проехаться от Урала на Восток, до упора. И эта ориентация на Сибирь, пристрелка, прикидка души на Сибирь — сама суть национального характера. Достигнув Красноярска,- рвануть и дальше на все три стороны.
И вот вы уже глазеете сквозь желтоватое вагонное стекло на придорожные виды трассы Абакан-Тайшет. Звук этих слов — как шлягер шестидесятых годов. С каждым часом горы становятся все явственней, мощней и круче.А вот и первый тоннель.Совсем как в московском метро, мелькают во тьме сигнальные огни, виснут кабели на штырях. Вдруг вагон обливает солнце, но вы жмуритесь не от его яркого света, а от того, что не видите земли под окном. С ужасом обнаруживаете себя высоко над ущельем с бурной рекой — поезд лепится на узком карнизе вертикального склона и летит, не сбавляя скорости, забирается все выше и выше до следующего тоннеля, из которого попадает в другое ущелье, на хребет, на перевал.
Попутчик в купе, сорокалетний, резкий человек со шрамом на скуле, чистит помповую "ижовку". Рассказывает о своей жизни в картинках: о трех командировках на афганскую войну, о проходке БАМа, о золотых приисках, о зимовье на берегу дикой реки Сисим, откуда он едет навестить семью, снабдить деньгами и разобраться с хозяином насчет запоздавшего вертолета.
Перед вами — типичный неистребимый сибирский человек, внушающий дерзкое спокойствие перед накатом любых жизненных передряг.
Вы прощаетесь с ним в Минусинске, едете дальше, и потом, уже дома, в Москве, часто вспоминаете его, мысленно желая здоровья на долгие годы, понимая, что пока есть такие люди, Россия жива.
