Я сглотнул жгучую жидкость. Боль ушла. Я стиснул зубы, чтобы не заплакать. Для чего она лечит меня. Чтобы не портить товарный вид? Но она обещала!
Я не верил. Это только в сказках, рассказанных под одеялом в Голубятне, бывают добрые хозяева. Те, кому есть дело до тебя… Но я же отчетливо слышал: «Прости меня». А потом она доверила мне внешнее имя — Вен. Так ее, наверное, звал напарник.
Я очнулся от ее голоса:
— Ральт! Ты слышишь меня? Положи доспехи на прилавок.
— Да, госпожа. — Я привычно втянул голову в плечи и неловко уложил груду кожи и железа, изрядно оттянувшую мне руки, куда было сказано.
Встав за ее спиной, я огляделся. Лавка не выглядела богатой, но оружие и доспехи были ухожены, пыль из углов выметена.
— Доброе снаряжение, госпожа. За все — семь олет.
— Хорошо, мастер, мне нужны стрелы с железными наконечниками — колчан, и зажигательные — десять штук.
— Хорошо, тогда четыре олет и пять бельт.
— Идет.
Мы вышли наружу. Я стоял перед ней, не зная, куда деть руки, и, наконец, привычно встал по стойке смирно. Она покачала головой, и я в отчаянии выпалил:
— Что-то не так, госпожа? Что мне нужно сделать?
— Сделать?
— Чтобы вы не сердились на меня.
— Сердилась? Я вовсе не сержусь.
— Но вы так смотрите на меня…
— Как так?
— Изучающе, госпожа. — Так на меня смотрел мой первый перед тем, как увести в комнату.
— Чем ты владеешь лучше всего?
— Мечом, госпожа. — Ох, моя Ласточка, где я потерял тебя?
— Что ж, идем.
Я плелся за ней побитой собакой, не в состоянии придумать, что сказать. Что я могу ей сказать, такого, чтобы…
За стойкой стоял горбоносый паренек. Наверное, внук трактирщика. Мы поднялись по лестнице и вошли в ее комнату. Она кивнула мне на постель и закрыла дверь.
Я обернулась к кровати. Он стоял спиной ко мне и снимал рубаху.
— Что ты делаешь?
Он так и застыл с поднятыми руками.
— Госпожа указала мне мое место.
Рьмат и его печенка! Он решил, что я буду спать с ним?
— Ну и?
— Я готов доставить госпоже удовольствие.
Я подошла и приподняла рубаху, проведя пальцами по его спине. Ральт вздрогнул, но придвинулся ближе. Пальцы коснулись чего-то грубого. Ох, ты! Такого исанной не излечишь. Старые рубцы вились по всей спине. Я отдернула руку.
Он обернулся, опустил голову, снова спрятавшись за волосами.
— Я противен госпоже?
— Дурачок. — Я приподняла ладонью его подбородок.
Его взгляд метался по моему лицу. И меня осенило: он же на все готов лишь бы угодить мне, лишь бы я оставила его.
