— Э, нет. Или, кто-то думает, я мог забыть, что Красавчик был обвинителем на моем процессе. Он — меня — обвинял.
— Тебя оправдали, — напомнил Клодий.
— Не твоими стараниями, любимчик Цицерона!
— Что ты имеешь против консула Цицерона?
— Что я имею против Цицерона?! Вздумал шута разыгрывать? Консул Цицерон провалил меня на выборах. Он представил дело так, будто выбери меня народ — и Риму конец. Он клялся, что я опаснее чумы и Ганнибала, вместе взятых.
— Цицерон — прекрасный оратор, — поддакнул Клодий.
— Кучка мерзавцев захватила власть в Республике. Все остальные, патриции и плебеи, стали чернью, зависящей от их высокомерия. Тебе такое положение нравится, как я посмотрю.
«Кучка мерзавцев — это сенат и, прежде всего, оптиматы,[27] которых так любит Цицерон», — уточнил про себя Клодий высказывание Катилины.
— Высшая власть принадлежит народу, — сказал он вслух.
— Народ! О боги, ты сказал «народ»?! Какой народ? Республика давно уже не прежняя. Рим похож на шлюху, которую посещают все похотливые козлы по очереди — были бы деньжата.
— Но все равно это самая желанная красавица в мире, — перебил Клодий.
Катилина тут же подхватил:
— Женщину надо держать под опекой, даже если в душе она — волчица. Тот, кто этого не видит, — дурак и слепец. О чем только думают эти идиоты? О чем? — Он схватил Клодия за плечо и тряхнул, как будто тот должен был отвечать за всех сенаторов, вместе взятых. — Ответ прост: лишь бы сохранить свою власть, свое богатство, свое положение. Любой намек на перемены приводит их в бешенство, и они вопят: «Рим гибнет!» — Катилина смотрел куда-то поверх головы Клодия — сквозь настоящее, в дальнюю даль, во тьму. — Они придавили своими толстыми задницами Республику. Остальным ни вздохнуть, ни двинуться. На что же надеются оптиматы? Что наш римский бездельный люд, который разучился работать и просиживает целыми днями в кабаках, и дальше будет так сидеть? Что провинции год за годом будут сносить бессовестные поборы? А послы соседних народов будут смотреть на жирные рожи наших сенаторов и восторгаться величием Рима?
— Что ты хочешь сделать? — спросил Клодий, хотя и так уже понял, на что намекает собеседник.
— Огромное тело фактически лишено головы. Я готов дать ему новую голову. Свою.
Вдруг представилось Клодию, что голова Катилины с длинными черными волосами, с холеной бородкой венчает огромное тело Республики — столь огромное, что даже богам не окинуть его взглядом: от Геркулесовых столбов и Испанских владений на Западе до Ливийских песков и Понтийского царства — на Востоке. И это странное видение уродливого кентавра вызвало на губах Клодия невольную улыбку.
