— Да, я Воронская, — произнесла я, все еще не отрывая глаз от ее очаровательного лица. — А вы, конечно, добрая волшебница? Ответьте же мне.
— Как ты попала сюда, на лестницу в этот поздний час? — спросила она меня вместо ответа.
Тогда я быстро, быстро рассказала ей все. И про мое поступление и про первый день в «тюрьме», и про злых девчонок, и про строгую Рабе, и про злющую Комиссариху, словом — про все, про все.
— Я хотела убежать отсюда! Да, да, убежать! — произнесла я, со злостью и вызовом глянула ей в лицо.
— Бедное дитя! Бедная взбалмошная головка! — проговорила белокурая красавица и мне показалось, что голос ее задрожал. — К счастью, Бог послал меня на твоем пути. Хорошо, что ты еще не дошла до дверей швейцарской.
— А что? — заинтересовалась я.
— А то бы тебе порядком досталось, потому что швейцар непременно отвел бы тебя к «maman».
— Ах! — вырвалось у меня из груди тяжелым вздохом, — значит и уйти отсюда нельзя?
— Нельзя! — эхом отозвалась она.
Мои нервы не выдержали и я зарыдала. Сквозь горькие всхлипывания передавала ей — моей белокурой красавице, как мне хорошо жилось дома, и как меня решили отдать в институт, и как тетя плакала, узнав об этом, и как тяжело мне самой здесь, как не хватает мне моей тети Лизы, «солнышка» моего, моей крестной Оли, Катишь и всех, всех…
Она слушала меня, давая мне выплакаться, и только нежно гладила мою взъерошенную головку.
Возбуждение мое разом прошло. Нервы опустились. Сладкая истома охватила все мои члены. Благодетельный сон подкрался ко мне.
— Ты хочешь спать, детка? — произнесли у самого моего уха румяные свежие губы. — хочешь, я отнесу тебя на постель?
— Хочу. — прошептала я, улыбаясь, — Отнесите меня, но прежде все-таки скажите: вы добрая волшебница или нет?
— Нет, нет! Я не волшебница!
— А я вас увижу еще раз — допытывалась я. — Я не могу, чтобы вас не видеть! Вы такая добрая! — и я потянулась губам к ее щекам.
— Тс! Тс! — лукаво улыбнувшись и погрозив мне пальцем, произнесла она. — Мы увидимся и очень скоро! Ты счастлива?
— Ужасно! — сонным голосом произнесла я.
В ту же минуту две нежные, но сильные руки подняли меня в воздух и понесли меня куда-то осторожно, как самую дорогую, хрупкую ношу.
