Я уже протянула руку к тарелке, чтобы передать ее девочке вместе с горячей пышкой, облитой вареньем, как неожиданно чья-то рука быстро вцепилась мне в руку.
— Не смей делать этого! — вскричал подле меня звучный голос.
Быстро взглянув по тому направленно, откуда слышался этот голос, я увидела смуглую, тоненькую, как былинка, девочку, со смелыми черными глазами, чуть-чуть вздернутым носом и короткой заячьей губой над белыми, острыми, как у мышонка, зубами.
Ее так и звали «Мышкой», как я узнала впоследствии, эту черноглазую и подвижную, как ртуть, быструю Олю Петрушевич.
— Не смей отдавать своей порции этим девчонкам! — произнесла она своим смелым, необычайно звучным голоском. — Гадость какая! — вся пылая румянцем и сверкая разгоравшимися глазами, вскричала она, обращаясь к окружающим ее за столом девочкам, — нападать, дразнить, ябедничать, а потом к ней же лезть с клянченьем «Дай пирожного!» Срам! Ты класс свой срамишь, Мендель, — прибавила она, обращаясь к моей соседке, просившей у меня сладкое. Стыдись!
И она обдала таким негодующим, таким презрительным взглядом толстячку, что мне вчуже стало совестно за нее.
На минуту за столом воцарилось молчание. Потом чей-то иронический голос произнес:
— Мышка выступает в роли защитницы угнетенных. Очень похвально!
Это говорила Колибри, немилосердно кривя свой хорошенький рот.
— Лучше быть защитником, нежели командиром над теми, кто не имеет силы воли не подчиняться тебе! — гордо ответила черноглазая девочка.
Зина Дорина — она же Колибри — позеленела от злости. Она немилосердно еще раз скривила рот и хотела ответить что-то, но в эту минуту задребезжал колокольчик. Воспитанница «пятушка» прочла послеобеденную молитву. Старшие пропели ее хором, и мы, быстро выстроившись в пары, двинулись к выходу из столовой.
Подле меня шла черноглазая девочка, пристыдившая за столом остальных.
ГЛАВА III
Первый вечер в неволе. — Немецкие спряжения. — В дортуаре
Высокая, бесконечно высокая лестница. Сумрачный, длинный коридор, по обе стороны которого тянутся классы.
Мы в классе. Огромная, светлая комната, с бесчисленными партами и кафедрой по средине. На стене развешаны географические карты; в двух углах четыре классные доски на мольбертах. В простенке между окнами столик классной дамы, а у дальней стены огромный шкап, длинный и низкий, где хранятся платки, калоши и шарфы, которые воспитанницы надевают во время гуляния по институтскому саду. В этом же шкапу также и гостинцы, и домашняя провизия, которую девочкам приносят родные.
