– Откуда у тебя тикли? – спросил я. – Как тебя зовут?
Она заплакала и ушла, а тикли осталась висеть в воздухе, как снежинка. Разговаривать с тикли я не решился, потому что не был уверен, поймет ли она меня.
На следующее утро, в последний рабочий день перед Новым годом, тикли встретило меня на моем столе. Оно выглядело усталым и озабоченным. В тот день оно было гладким и твердым, как мрамор. Зеленоватый глаз старался не смотреть на меня.
Снова пришел Шатун, настроенный агрессивно. С его свитера сыпались на пол какие-то цифры, точно перхоть. Шатун размахивал газетой.
– Статью читали, олухи? – закричал он.
Суриков первый бросился к Шатуну, почуяв неладное. Он выхватил газету, которая уже была изрядно замусолена и согнута так, чтобы статью сразу можно было найти.
– «Тикли и гуманизм», – прочел Суриков заголовок. – Читать дальше? – спросил он.
– Мура, наверное, – предположил Михаилус. – Что они могут смыслить в тикли?
– «Сегодня, когда передовые ученые всех стран…» – начал Суриков, но Михаилус перебил:
– Суть, суть читай!
Суриков заскользил глазами по строчкам, отыскивая суть. Шатун не выдержал, выхватил у него газету.
– «Аморфный гуманизм тикли не имеет ничего общего с классической и даже с квантовой механикой…» – прочитал Шатун, размахивая указательным пальцем.
Он задел им тикли, и оно рассыпалось на мелкие блестящие пылинки, которые изобразили в воздухе ленту Мебиуса и печально поплыли по направлению к форточке.
– Ну конечно! – сказал Суриков. – Еще неизвестно, есть тикли или нет, а под нее уже подводят базу…
– Под него, – сказал я. – Утром оно среднего рода.
На меня посмотрели чуть внимательнее, чем обычно.
– Тикли есть. Я это вчера доказал, – заявил Михаилус.
– Можешь пронаблюдать? – издевательски спросил Шатун.
– Нужен прибор. Но это уже не мое дело, – развел руками Михаилус.
Тикли бросилось в стекло, точно бабочка. Я подошел к окну и распахнул его настежь.
– Ты что, с ума сошел?! – закричали коллеги.
– Посмотрите, как улетает тикли, – сказал я.
– Чокнутый – факт, – сказал Шатун.
Тикли вытянулось в длинную ленту и полетело по направлению к парку культуры. Две синички пристроились к нему и сопровождали, пока тикли не скрылось из глаз. Суриков-старший закрыл окно и постучал себя по лбу логарифмической линейкой. Этот жест он адресовал мне. И все стали стучать по лбу логарифмическими линейками. Последним это сделал вахтер, когда я уходил домой. Неизвестно, где он ее взял.
Ночью наступил Новый год. Моя любимая девушка не пришла, потому что я так и не вспомнил, как ее зовут. Я сидел один перед телевизором и чокался шампанским с экраном. На третьем тосте экран разбился, вспыхнув ослепительным светом, и Новый год прошел мимо по соседней улице.
