– Спокойно, – произнес Ингвар. – Ничего страшного не происходит. Такой порядок.
Ленка взглянула на него с ужасом:
– Ингвар Сергеевич… но что это вообще такое? Ей же плохо…
– Зато сперва было хорошо, – процедил мой отец, и мне показалось, что на миг он потерял самообладание. – Дочки-матери. Но в целом, – он снова взял себя в руки, – все это пойдет ей лишь на пользу. Поедет на кордон, к изгнанникам. Ей там помогут. И все сложится к лучшему.
– Как ее зовут? – спросил Ник, оборачиваясь.
– Как зовут? – переспросил Ингвар. – Корби, напомни, как ее зовут?
Сотник дружины обернулся к отцу:
– Маша… Марьятта, мой конунг.
– Он ее знает, – сказал Ингвар нам. – Девчонка его племени, из карел. Всего-то год как приняли. И кто же, помнится мне, за нее ручался?
Неожиданно Корби прижал руку к сердцу и открыл рот, но конунг прервал его:
– Теперь не обижайся, – закончил он жестко.
Сотник опустил голову. Захлопнул за девушкой дверцу «лендровера» и возвратился на свое место. Маша плакала, закрыв лицо маленькими ладошками.
– Марьятта – это значит «ягодка», – проговорил Ингвар как бы про себя. – Сладко было кому-то. Ну да ничего, разберемся…
Он погрозил пальцем тем трем девицам, что так и остались на дороге. Девицы приуныли. Кажется, они были порядком напуганы.
Водитель между тем ждал приказаний. Глянул в зеркало вопросительно.
– Поехали, – сказал отец. – Здесь делать больше нечего.
Машины снова двинулись вперед, и девушки остались позади – только напоследок кто-то из них взмахнул рукой, прощаясь.
Я смотрел вперед: там, за лугами, темнел лес. Ник сгорбился на своем сиденье, водитель равнодушно крутил баранку.
– Отвезите меня обратно, Ингвар Сергеевич, – попросила вдруг Ленка.
– Зачем же только тебя? Мы все вместе вернемся. Отдохнем слегка и вернемся. Там на хуторе живут замечательные девчонки, и они умеют готовить настоящее ижорское пиво. Не вздумайте отказываться!
Ленка промолчала.
А я поймал себя на том, что за все время и вовсе не произнес ни слова.
* * *
На хуторе нас накормили вяленой лосятиной и вкусным салом, а потом долго поили местным пивом. Пиво это было пахучим и густым, процеженным и остуженным в погребе, совершенно не похожим на отравленную жидкость из банок, что называется пивом в нашем родном времени. Правда, с непривычки я выпил сразу много и довольно быстро опьянел. А вот отец оказался знатоком и ценителем (ну, ему и по возрасту полагалось). Прихлебывая пиво, он вдруг разразился длинным стихотворением по-фински, в котором (как он пояснил) описывался в красках весь непростой процесс пивоварения:
