– Хренасе, вставляет.
Они подождали еще немного. Электрический фонарик тускнел. Если на него смотреть долго, в глазах начинали плясать алые и оранжевые круги – у Игоря красные, у Кольта оранжевые.
– Это… была правильная мысль – в палатке, – снова сказал Колян. – Дым не уходит. Моя мысль.
– Погоди, – взмолился Матюшкин. – Тихо.
– Что тихо?
Вокруг и вправду было тихо. Песни кончились, костер догорел, все расползлись по палаткам, даже Олечка вернулась в свою. Час назад их с Коляном отсутствия никто даже не заметил, только Борька спросил: а где у нас Коля Мирский? – но Игорь друга не выдал.
Хорошо еще, что коньяк Борька не унюхал, наверно, потому, что сам что-то такое изредка глотал из фляжки, – а чего ему было бояться, все свои.
– А она ничего трахается, – сказал вдруг Кольт. – Сама на все идет.
– Артемьева? – зачем-то спросил Игорь.
– Ну а кто. Ты бы хотел?
– Не твое дело.
– А с кем бы ты хотел?
Игорь скрипнул зубами.
Кто-то поскребся снаружи в палатку, и Кольт отскочил в дальний угол.
– Вы чего тут делаете? – прозвенела, разъезжаясь, молния, и Олькина голова из темноты просунулась внутрь.
– А, вот это кто, – пробормотал Колян. – Вот измена.
– Ничего себе, кумар какой. Вы чего-нибудь еще соображаете?
– Многое, – заметил Колян.
– А я заколку потеряла. Там, в лесу. Смотри, все волосы перепутались.
Теплая – только что из спальника, – в своих тонких брючках она уселась между ними, и у Игорька голова пошла кругом. В соломенных Олечкиных волосах запутались сосновые иголки. От нее пахло смолой и дымом. И еще чем-то, сладким и острым: такого запаха Игорь еще никогда не слышал. «Хельги, – прошептал беззвучно Ингвар. – Да, я хочу. Да». Ольга пошарила рукой в темноте (фонарик совсем потух), оперлась на его колено. Он накрыл ее ладонь своей, горячей.
– Гарик? – Олечка обернулась со смехом. – Ты чего?
Она хотела пожаловаться Коляну, но что-то ее удержало. И еще ей стало интересно: как поведут себя друзья, если узнают…
– Я пойду, – сказал вдруг Игорь. – Я тут лишний.
Ответом было молчание. Девушка высвободила руку, отодвинулась. Тогда он выбрался из палатки, задернул полог и побрел прочь. Над ним шумели сосны, как шумели они и тысячу лет назад – равнодушно и бессмысленно.
У потухшего костра он остановился, сел на теплую еще землю, обхватил голову руками.
– А я-то мечтал, что ты будешь со мной, Хельги, – бредил он вслух. – Ведь это я тебя люблю. Я, а не он.
Ингвар облизнул пересохшие губы.
– Но он мой побратим, Хельги, – словно бы отвечал он сам себе. – Я не могу убить его. Мы поклялись в вечной дружбе. Даже из-за тебя я не могу убить его.
