Теперь его дни были заняты некими таинственными приготовлениями: из подвалов башни перевозилось что-то в сторону Перуновой поляны, что-то, чего никому не дозволялось видеть; по ночам отблески и мерцание в небе над капищем были видны издалека, и ясно было, что все это неспроста.
Но в один прекрасный день случилось то, чего никто не мог предугадать.
Точнее сказать, день вовсе не был прекрасным. С утра было прохладно и туманно, и парни по обыкновению дрыхли по домам; стоит ли говорить, что об охране никто не позаботился. К тому же накануне в Изваре случился праздник (а такие праздники в последнее время случались все чаще). Короче, у всех болели головы.
И вот этим-то хмурым утром в Извару вошли чужие.
Они появились из леса. Обойдя со всех сторон казарму дружинников, они заложили двери досками, облили стены бензином и подожгли. Тех, кто выпрыгивал из окон, разоружали и вязали веревками. Кто пытался драться – не щадили.
Сгорело еще несколько домов на окраинах – спалили их больше для острастки. Остальные были захвачены без затруднений. Девчонки не сопротивлялись ни минуты.
«Им даже нравилось», – добавил Власик. Он чуть заметно хмурился, словно припоминал особенно яркие картинки.
«Но кто же это был?» – спросил я, содрогаясь от непонятного озноба. Кажется, я уже знал ответ.
«Изгнанники, мой ярл, – отвечал Власик. – Да. Мои друзья из деревни».
Говоря так, этот парень был убийственно спокоен.
«И я не мог их остановить, – признался он. – Они голодные. Они всегда хотели вернуться и отомстить. Не гневайся, мой ярл».
О чем-то он умалчивал, наш честный Влас. Бывший сотник дружины и самый умелый воин из всех изгнанников. Совсем уже взрослый.
«А что стало с отцом?» – спросил тогда я.
Власик ответил не сразу.
«В последний раз его видели в башне, – сказал он. – Должно быть, он и сейчас там».
«Ты поможешь нам туда пройти?» – спросил я.
«Как велишь, Филипп».
Может, и не случайно он назвал меня просто по имени, подумал я тогда.
Сейчас мы двигались по темной пустынной улице мимо домов, покинутых то ли вчера, то ли многие годы назад, и вот что удивительно: чем дальше мы шли, тем более чужой и незнакомой казалась мне эта реальность. И силуэт башни, открывшийся перед нами, казался до того грозным и враждебным, что мы замедлили шаг и, не сговариваясь, остановились.
Бойницы башни оставались темными, лишь отблеск луны играл на стеклах. Мачта ветряной электростанции с растопыренными мертвыми крыльями торчала над башней, как кладбищенский крест. Откуда-то налетел холодный порыв ветра, и я вздрогнул: лопасти ветряка провернулись со скрипом и снова замерли.
