Можно было отправляться домой. Рулевой положил руки на штурвал.
Я уже забыл про свои обещания, про золото, про вонючего тюремщика Эйнара… но тут его тяжелая лапа улеглась мне на плечо:
– Будем говорить твой отец?
– Завтра. Кто же ночью говорит.
– Говори здесь, – приказал Эйнар.
Несколько минут я возился со спикером. Корабельная рация ретранслировала сигнал, но в далекой Изваре никто не отвечал – это было странно, и я не знал, горевать или радоваться.
– Он молчит, – сказал я. – Ночь.
Эйнар хмуро посмотрел на небо, сплюнул, сказал нехотя:
– Гут. Верю. Верю тебе, Ингварссон, до время. Если обмануть… ты помнишь?
Харви оглянулся на меня, потом на Эйнара. Чуть заметно прищурился. Даже у миролюбивого финна в голове бродили те же мысли, что и у меня.
Я поискал взглядом рыжего Харальда: он с необычайной сноровкой запер снаружи люк машинного отделения и теперь поднимался на палубу, по-прежнему с ножом наготове. Эйнар тоже посерьезнел. Конечно, он не ждал от нас ничего доброго и был абсолютно прав. Если бы у меня под рукой был хотя бы «Макаров», я бы уложил его на месте, ни секунды не колеблясь.
Или всадил бы ему в жирный загривок нож. Как кабану.
Самым мерзким было вот что: мой карельский нож, подарок Корби, висел сейчас у Эйнара на поясе.
Корабль медленно, очень медленно развернулся и двинулся к выходу из бухты. Харви вел катер вслепую, всматриваясь в опасный ночной сумрак.
– Смотри, – окликнул меня Ники.
Среди облаков засветился месяц, и там, на самой вершине скалы, я различил силуэт каменной башни, будто бы выросшей из древнего замшелого гранита. То была цитадель конунга Олафа. Его королевский флаг полоскался на ветру, длинный и раздвоенный, как змеиный язык. Этот флаг был прицеплен к длиннющей мачте, больше похожей на громоотвод или на телескопическую радиоантенну. Вдруг по флагштоку пробежали еле заметные зеленые искры, и я удивленно обернулся к Нику.
– Огни святого Эльма, – пояснил он. – Атмосферное электричество. Интересно, как…
Он не договорил. Искры засверкали ярче, и вот уже сами скалы светились и мерцали, как китайская рождественская иллюминация; что-то там происходило, в королевском замке, и это что-то определенно было устроено ради нас. Рыжий пират Харальд попятился и бросился на другой борт, к веревочному трапу. А вот тюремщик Эйнар так и стоял, вцепившись побелевшими пальцами в леер. Что-то он знал, сука, обо всем этом. Да такое, что даже лишился дара речи. И уж точно забыл про нас.
