По авансцене перед закрытым занавесом монахи и штурмовики проводят группу связанных горожан, по виду ремесленников. Двое штурмовиков волокут под руки дворянина в растерзанной одежде, с окровавленным лицом. Проходит с озабоченным лицом Цупик, за ним, цепляясь за полы его серого мундира, семенит Хозяин «Серой Радости».
ХОЗЯИН. Верните дочку, господин капитан, не виновата она!
ЦУПИК. Пошел, пошел… Дочь твоя — шлюха, штаны надела, и с нею будет поступлено соответственно…
ХОЗЯИН. Ну, надела… ну, штаны… Я сам ее выдеру… Отпустите ее, сделайте милость, господин капитан…
ЦУПИК. И без тебя найдется, кому выдрать… Двести палок по обнаженным мягким местам, больше не на что штаны надевать будет…
Аба в сопровождении двух монахов проводит связанного и избитого Будаха.
БУДАХ. Серая шпана… Сукины дети… мокрицы мокрые… лишаи серые!
АБА (подталкивая его в спину топорищем): Пой, пой, книгочей, на колу еще не так запоешь…
Проходят. Занавес раздвигается.
Сцена погружена во тьму, Посередине в луче прожектора сидит Кира, возле нее лежит избитый до бессознательности Уно. Кира держит голову юноши у себя на коленях. Слышится лязг засовов. Кира настороженно поворачивает голову, вглядывается в темноту.
ГОЛОС БУДАХА. Нудная сволочь… бакалейщики вшивые…
Снова лязг засовов.
КИРА. Это вы, отец Будах?
ГОЛОС БУДАХА. Я. Кто это там? Черт, ничего не вижу. Ты где?
КИРА. Это я, Кира! Сюда, сюда идите!
Связанный Будах вступает в круг прожекторного света.
БУДАХ. Кира! Ты-то как сюда попала?
КИРА. Взяли меня… У дона Руматы…
Будах неуклюже, с кряхтеньем садится рядом с нею.
БУДАХ. Вот так так… А меня в трактире… Черт меня дернул в город притащиться… Ну и творится же в городе, я тебе доложу… Ты давно здесь?
КИРА. Не знаю… Взяли в полдень…
БУДАХ. Ну, сейчас вечер уже… (Уно стонет.) Кто это здесь еще?
КИРА. Уно. Слуга дона Руматы. Избитый весь, лежит без памяти, а я не знаю, что делать… (Всхлипывает.) Боюсь, помрет…
