В ночь на 30 ноября 1830 года польские патриоты подняли в Варшаве знамя восстания.
Зан обнял Виткевича, посадил на стул.
— Наши сердца там, на берегах Вислы, дорогой Ян. Но мы здесь, за тысячи верст, и не в силах наших разорвать наши путы я встать рядом со сражающимися братьями!
— Так что же? Сидеть сложа руки, когда льется польская кровь за свободу? О, теперь я понимаю, почему Генс меня отсылает в степь!
— Он правильно делает, Ян. Он хочет уберечь тебя от действий неосторожных и гибельных.
— Значит, покориться обстоятельствам, Томаш, и, когда мечтания наши юношеские становятся явью, оставаться сторонним зрителем!
— Что же иное можешь ты предложить? Бежать отсюда и присоединиться к восставшим братьям? Невозможно, ты отлично знаешь! Отправляйся в степь, делай свое дело. И если победа окрылит белого орла Польши, тогда…
Ян молчал.
Более десяти месяцев пробыл Виткевич в степи. Когда мятежные шайки напали на ставку султан-правителя, Виткевич проявил отличную храбрость. Преследуя хищников, он поймал их скрывавшегося несколько лет главаря. Нередко он проводил ночи в полуизорванной кибитке лицом к огню очага, спиной к холодному ветру, врывающемуся в кибитку. В нее набивались старшины, бии, простые казахи, имевшие дела к султан-правителю. Виткевич выслушивал их, помогая султан-правителю советом, отвечая на расспросы казахов, улаживая их споры и недоразумения. Он глубоко проникал в быт, в воззрения, в национальный характер кочевого народа.
Посылаемые им Пограничной комиссии донесения «всегда были преисполнены любопытными сведениями, так что ни один из чиновников, до него находившихся в степи, не умел столь хорошо судить о киргизах и вникнуть в их отношения».
Так писал Сухтелен о «действительных услугах, оказанных Виткевичем», посылая осенью 1831 года, по возвращении Яна в Оренбург, представление военному министру «о производстве столь полезного для Оренбургского края чиновника в первый офицерский чин». Аттестуя Виткевича, военный губернатор не находил ничего дурного в его поведении, кроме «некоторой скрытности, которая была последствием постигших его несчастий».
Ян прибыл в Оренбург вскоре после того, как польская революция была удушена: 9 сентября 1831 года Паскевич въехал во взятую штурмом Варшаву.
Томаш Зан первый сообщил об этом горестном событии своему возвратившемуся из многомесячных скитаний другу.
— Жонд народовый неверно вел дело, — говорил Томаш. — Надобно было поднять крестьян на борьбу за свободу Польши. А сейм не пожелал утвердить закон о замене барщины оброком… Наша шляхта побоялась вооружить весь народ на святое дело…
