Базарин: Позвольте, Зоечка Сергеевна…
Зоя Сергеевна: Тошно мне вас слушать, честное слово. Вы все делаете вид, будто это шутка, будто развлекается кто-то. Будто вы не чувствуете, что это всем нам конец, начало конца…
Кирсанов (беспомощно): Ты что же — серьезно считаешь, что я должен туда идти?
Зоя Сергеевна: Я ничего не считаю. Я знаю только, что идти придется и что ты пойдешь, и я бога молю, чтобы меня пустили с тобой, потому что без меня ты там погибнешь на третий день…
Кирсанов: Лапушка, опомнись! Ну что ты такое говоришь? Ведь это же все ерунда! Ну хочешь, я в милицию позвоню? Подожди, я сейчас же позвоню! (Он подскакивает к телефону, торопливо набирает 02.) Алло… Товарищ лейтенант, с вами говорят из дома шестнадцать по Беломорской улице. У нас тут по лестницам ходит какой-то деятель и вручает гражданам хулиганские повестки… (Замолкает, слушает.) Так почему же вы ничего не предпринимаете? (Слушает.) То есть как это так? А кто же, по-вашему, должен этим хулиганством заниматься? Что? (Слушает.) Да, получил… (Слушает.) В каком смысле, простите? (Слушает.) Позвольте, вы что же хотите мне сказать… (Слушает, потом медленным движением опускает трубку и поворачивается к остальным.)
Базарин: Ну?!
Кирсанов: Он говорит: получили предписание — выполняйте…
Базарин: Та-ак. Этого и следовало ожидать.
Кирсанов: Он говорит: это не только у нас в доме, это везде. Милиции это, говорит, не касается.
Зоя Сергеевна, не сказав ни слова, уходит из комнаты в спальню, налево.
Базарин: Проклятье. Я тебе тысячу раз говорил, Станислав: не распускай язык! Тебе не двадцать лет. И даже не сорок. В твоем возрасте нельзя быть таким идиотом и горлопаном!
Пинский: Золотые слова! И, главное, такие знакомые… Всю жизнь я их слышу. Иногда с добавлением «жидовская морда».
Кирсанов: Какой я вам горлопан? Что вы городите?
Базарин: На митинге Народного фронта ты речи произносил или папа римский? Кто тебя туда тянул? Что они — не обошлись бы без тебя там?..
Кирсанов: Так это когда было… А потом, причем здесь Народный фронт? Ведь я же богач! Богач я! У меня же драгоценности! У меня меха!
Пинский: Э! Э! Не примазывайся! Меха — это у меня.
Базарин: Вот теперь и я считаю — хватит. Звони Сенатору.
Кирсанов молчит, выкапывает из пепельницы окурок, затягивается.
Кирсанов: Не хочу. Сам звони.
Базарин: Ну, знаешь ли!.. Как угодно. Только я с ним за одной партой не сидел…
И тут за окном в доме напротив разом гаснут все оставшиеся еще освещенными окна. И сейчас же гаснут фонари на улице. Остается только светлое низкое небо над крышами. В комнате делается заметно темнее.
