Тибетское пророчество | страница 97
Мы пили чай на лужайке, когда произошел этот разговор. Я пришла в такой восторг от логичности, с которой мистер Лэмберт доказал невиновность Сембура, что обняла и поцеловала в щеку. В те золотые дни в "Приюте кречета" я часто поддавалась тому или иному эмоциональному импульсу в отношении мистера Лэмберта или Элинор, потому что меня постоянно переполняло счастье и сознание того, как мне повезло. К тому же я даже не успела начать выказывать Сембуру свою признательность, а теперь, увы, было слишком поздно. Мне нельзя было дважды совершать одну и ту же ошибку.
С Гусиного холма было видно, как длинная тень от церкви медленно перемещается по большим серым камням церковного двора, и я подумала о той огромной тени, которая легла на жизнь мою и Элинор за пару недель до моего третьего Рождества в "Приюте кречета".
Мистер Лэмберт мирно умер однажды ночью во сне, без всяких предварительных жалоб. Сказать, что мое сердце было разбито – значит ничего не сказать. С его кончиной я не только потеряла человека, относившегося ко мне как к дочери, но и бывшего мне замечательным другом. В своем горе я не забывала, что для Элинор он был настоящим отцом, и отчаянно старалась контролировать свои чувства, потому что Элинор нуждалась в утешении и искала его у меня, держась со всеми остальными как истинный стоик.
Я никогда не думала, что увижу мою сильную, живую и мужественную Элинор такой беспомощной и потрясенной. Это было глупо с моей стороны, потому что я знала ее уже достаточно давно, чтобы понимать, что за внешней сдержанностью она скрывает сильные и глубокие чувства. Я была рада снять с ее плеч все те печальные заботы, которые возникают в таких случаях, и думаю, что именно это помогло мне в конечном счете справиться со своим горем быстрей, чем Элинор.
Когда было оглашено завещание, я была встревожена тем, что мистер Лэмберт оставил мне наследство в две тысячи фунтов. Я чувствовала себя виноватой, к тому же при мысли о таком богатстве меня почти что охватывала паника. Я стала уговаривать Элинор забрать его у меня.
– Что за глупости, моя дорогая, – возразила она. – Отец разговаривал со мной об этом, когда год назад решил внести изменение в свое завещание, и я полностью его поддержала. – Ее голос задрожал. – Он прожил счастливую жизнь, Джейни. И ты ему добавила целых три ее года.
В марте, спустя три месяца после похорон, Элинор решила поехать за границу, в одну из тех поездок, когда она искала и рисовала дикие цветы. Собиралась она в Грецию. Я разрывалась между желанием поехать с ней и ощущением, что для нее будет лучше поехать одной и самой справиться со всеми своими тяготами, как она и делала это до моего появления в "Приюте кречета". Когда мы стали это обсуждать, оказалось, что у нее точно такое же ощущение.