Однажды, когда нас пригласили в монастырь, нам пришлось ждать целых четыре часа, чтобы встретиться с Рильдом. Но на этот раз Мудок сказал «сейчас», поэтому я надеялась, что долго ждать нам не придется. Большая часть окон была закрыта ставнями, и дневной свет в монастырь почти не проникал. Каждый зал, каждый коридор был освещен рядами масляных ламп, их пламя угасало и дрожало, когда мы проходили мимо. В нишах, ютившихся вдоль стен святилищ, сидели, скрестив ноги, серебряные статуи богов и богинь. В некоторых коридорах на нас взирали маски сотен демонов. Откуда-то едва слышно долетал звук гонга. Мы прошли по коридору, уставленному шелковыми ширмами, на которых были изображены птицы и животные, затем поднялись по узкой крутой лестнице и оказались в помещении с задрапированными в красный шелк деревянными колоннами. В конце этого зала, в огромной нише сидел на четвереньках жуткий демон с единственным зеленым глазом на лбу и с длинными красными рогами. Перед демоном стояли двое монахов, каждый из которых бил палочками из черного дерева по черепу барана.
Маленькие святилища были во всех коридорах, перед каждым из них курилось благовоние, и воздух был полон ароматного дыма. Наконец мы оказались в приемной, где дожидались аудиенции в прошлый раз. Сегодня здесь не оказалось никого, кроме нас. В большом железном кольце на стене висело несколько хабт, и Мудок, сняв два, дал каждому из нас. Мы не могли явиться перед верховным ламой без этих узких белых шарфов, потому что церемониальное приветствие требовало, чтобы низший по рождению поднес хабту тому, кто выше.
Положив руку на большую дверь, Мудок задержался, окинув нас недовольным взглядом. Я не любила Мудока. Да, конечно, мы были покрыты грязью и пылью, скверно одеты. В таком виде не полагалось являться к верховному ламе, однако нашей вины в том не было. Я мягко попросила Сембура:
– Не старайся говорить на их языке, когда мы будем там. Пожалуйста, Сембур. Пожалуйста, делай это через меня.
Дело в том, что я вспомнила, как прошлый раз Сембур попытался связать пару слов, которые знал. Однако то были грубые слова, которые годились для разговора с крестьянином, но никак не для обращения к высокорожденному, и я чуть не сгорела со стыда.
Теперь он смиренно пробормотал:
– Ладно, ладно, я знаю, когда нужно держать язык за зубами.
Через мгновение Мудок распахнул дверь и пропустил нас вперед.
Свет дня проникал в комнату верховного ламы через огромное закругленное сверху окно. Стены были увешаны золотой парчой, пол покрывали белые козьи шкуры. По одну сторону окна стоял очень большой письменный стол с множеством перьев, чернильниц, свитков и бумаг. Около восточной стены возвышался большой золотой Будда. Сам Рильд сидел спиной к окну со скрещенными, как у Будды, ногами, на помосте, разрисованном странными зелено-золотыми животными. Он был без шапки, его гладкие волосы спадали на спокойные, безмятежные глаза.
