Царские астрологи высчитали день, благоприятный для свадьбы,[4] и шакал отправился восвояси. Вернувшись домой, он занялся приготовлениями к свадьбе. Перво-наперво он велел ткачу сбросить с себя грязные лохмотья, пойти к деревенским прачкам и взять у них на время подходящий наряд. А сам отправился к вождю своего шакальего племени и попросил послать с ним, когда потребуется, тысячу шакалов. Затем посетил владыку ворон и уговорил дать ему в провожатые тысячу его черных подданных. О том же он умолял и владыку воробьев.
И вот настал день свадьбы. Ткач нарядился в одежду, взятую напрокат. Шакал появился в сопровождении целой стаи шакалов, ворон и воробьев. Свадебная процессия двинулась в путь и к вечеру прибыла на окраину царской столицы. И тут по команде шакала все участники процессии подали свой голос: завыла тысяча шакалов, закаркала тысяча ворон и противно запищала тысяча воробьев.[5] Никто такого никогда не слыхивал.
А шакал тем временем направился во дворец и спросил царя, сможет ли он разместить у себя прибывших гостей, которые ожидают на окраине столицы.
Царь, услышав страшный шум, не на шутку перепугался:
— Нет, нет, досточтимый шакал. Видимо, прибыло не менее ста тысяч гостей. Мне негде их разместить. Сделай так, чтобы жених пришел один!
— Ну что ж, попробую, — согласился шакал. — Говорил же я вам, что вы не сможете принять всю свиту моего государя. Так и быть. Пойду скажу ему, пусть снимет с cебя царские одежды и идет сюда, как самый что ни на есть простой человек. Дайте мне лошадь и слугу.
Поблагодарил он шакалов, ворон и воробьев за их услугу и отпустил. Потом усадил ткача на лошадь и отправился с ним во дворец.
Придворные удивились, что жених прибыл один, без всякой торжественности. Но шакал уверил всех, что его государь нарочно надел такой скромный наряд и приехал совсем запросто, потому что об этом просил его будущий тесть.
Брахманы начали свадебную церемонию, и вскоре брачный узел был завязай навечно.[6] По совету шакала ткач старался не открывать рта, чтобы не выдать своего происхождения. Но ночью, улегшись в постель с молодой женой, он взглянул на потолочные балки и громко сказал:
— Эта балка хороша для станины, та — пойдет на навой,[7] а из той, что рядом, выйдет добрый челнок.
«Кто это со мной лежит, царь или ткач? — удивилась царевна. — Наверное, нас обманули, иначе почему бы ему заводить разговор о станине, навое и челноке? Неужели судьба уготовила мне такую долю?»
