Сестра Годифа искоса глянула на нее.
– Мать настоятельница сказала, что ты будешь помогать в лазарете. – В ее голосе послышалось сомнение.
Мириэл украдкой поморщилась. Похоже, дурная слава, как всегда, бежит впереди нее.
– Мне случалось ходить за больными. Когда дедушка заболел, я за ним ухаживала.
Монахиня чуть успокоилась, но продолжала озабоченно хмуриться.
– Я не стану доставлять неприятностей, – добавила Мириэл.
– А тебе и некогда будет, – фыркнула Годифа. – Сестра Маргарет еле на ногах стоит, так что будешь потеть с утра до ночи.
– Работы я не боюсь, – гордо заявила девушка.
– Что ж, посмотрим. – Годифа поджала губы.
Путь они продолжали в молчании, каждый был занят своими мыслями. Туман прилипал к их одеждам, словно воздушная паутина; осенний бурый пейзаж навевал тоску. Летом болотистая пустошь искрилась на фоне неба, каждая былинка, веточка, листик. А теперь казалось, будто они находятся на краю земли. Трясясь на муле, Мириэл невольно ожидала, что перед ней вот-вот развернется бездна.
– Теперь уже близко, – сказала Годифа с облегчением в голосе.
Мириэл кивнула. Где-то впереди звенел колокольчик головной овцы в отаре, слышались тихое блеяние скотины и еще какой-то приглушенный звук, похожий на шум ветра в деревьях, только это вряд ли шумел ветер – слишком густой был туман.
– Море. – Годифа чуть склонила набок голову, прислушиваясь. – Идет прилив. – Она поежилась и плотнее укуталась в свою накидку.
Мириэл вытянула шею, пытаясь вдохнуть в себя неуловимый соленый запах океана. В ясный летний день ей удавалось узреть с монастырской колокольни стальной блеск водной шири, но на самом берегу она не была ни разу. Нужна была веская причина, чтобы ей позволили пойти туда, а желание увидеть море не считалась таковой.
– Тебе случалось плавать на корабле? – спросила девушка у своей спутницы.
Годифа взглянула на нее, как на сумасшедшую.
– Нет, и не хочу. Вокруг одна вода, а под ногами лишь кусок дерева, отделяющий от бездонной пучины. – Монахиня боязливо перекрестилась.
Мириэл улыбнулась, предаваясь далеким воспоминаниям.
– Мне было тринадцать лет, когда дедушка взял меня с собой на ярмарку в Антверпен. Мы плыли на бостонском, судне. Оно было ярко-красное, а весь его трюм набит нашим сукном. Когда море зыбилось, некоторых тошнило, а я восторгалась каждым мгновением. – Она провела языком по губам, будто слизывая воображаемые брызги, и вновь представила мерцание залитых солнцем стремительных сине-зеленых волн. Все ее существо наполнилось безудержным, пьянящим ликованием.
