Нужно было сдержаться. Пружинка изнутри ударила по глазам - под потолком заплясали цветные пятна. Сдержаться. Стерпеть. Но от напряжения, боясь, что уже не вынесет пытки, Глеб дал маху:
- Сотне чего?
Давид Петрович среагировал мгновенно:
- Как? Долларов, конечно. Их, проклятых.
- Хорошо. По факту.
- Да ты что?! Так дела не делают. Сейчас давай, а то убежишь еще чего. Сам знаешь, как бывает... А вдруг жадность заест? И рискнуть захочется.
В купе быстро смеркалось, за окном проползал совершенно однотонный на тысячи километров, равнинный западносибирский пейзаж, однообразно перекрытый плотной лесополосой, изредка прерываемой пустынными автоматическими переездами с неизменным хуторком смотрителя. Сено, накошенное вдоль полотна, было уже убрано в почерневшие стожки, а на отдаленных всхолмленных полях серо-желтые просторы пшеницы перемежались заплатами зеленого еще овса. Дождя не было весь день.
- Я тоже трус: деньги отдам, а вы меня сдадите.
- Да ты что? Нет, мы на такое не пойдем. Тут доверять можно.
- Я уже это понял. Дай руку!
Молодой от неожиданности протянул ладонь. Глеб защелкнул на его запястье браслет.
- Эти часы как раз двести баксов стоят. Что "нет"?! Или ты хочешь, чтобы я при тебе деньги доставал? На выходе - я вам деньги, а вы мне часы. Все. Расходимся. Спасибо за компанию. Как ты говорил? О снятии стресса? Заботливый.
Не готовый к такой скорости ответа бывалый тоже встал. Хотел что-то сказать, но передумал. Очень медленно и картинно зачехлил нож, спрятал. Завернул в газету остатки хлеба и нетронутый перчик, положил все в портфель. Потом нахлобучил фуражку и, прихватив левой рукой вторую недопитую бутылку, пошел бочком на выход. За ним, съежившись, выскользнул было и молодой, но, еще не задвинув дверь, вернулся и забрал со стола оставшуюся пустую.
Глеб сжал до побеления пальцы, несколько раз ударился затылком в стену. "Твари!" А он-то купился на малого! Вот тебе и сочувствие. Но каково унижение - это там, в Москве, ты "кто-то", и с тобой профессура всегда только за руку здоровается, и ребята из бывшего рижского ОМОНа лишь за один косой взгляд в твою сторону враз на уши поставят. И любого гостя в любой день ты можешь в Большой провести.... А здесь умыли. Да как лихо-то умыли: со страху еще и этого дерьма вдоволь нахлебался. В самом прямом смысле...
Глеб встал, дернул ручку и выглянул. Вдоль по пустому коридору прибывшая за это время вода уже ходила длинными волнами, периодически глухо хлопала незакрепленная дверь тамбура, но сквозняк не проветривал. Бессмысленно поглядев в наступающую от окон темноту, он вдруг почувствовал, как у него за сегодняшний день устало все тело: ноги, спина, плечи и шея просто вопили об отдыхе. Задвинул засов, сдернул сверху сырой матрас, застелил плащом и лег. "Твари!.."
