Из-за дома с лопаткой в руке появился огромный мужичина в плавках и с выцветшей до серости пограничной солдатской шляпой на выбритой налысо голове. Внимательно посмотрел на пришельца.
- Семенов... Семенов! - Глеб уронил пиджак с завернутыми в него ботинками, шагнул, вытянув вперед обе руки и, страшно оскалив зубы, захрипел и упал прямо на изгородь...
Хорошо лежать на расстеленном прямо на полу толстом старом спальнике, хорошо чувствовать себя умытым и переодетым в чье-то свободное трико. И хорошо слушать легкое урчание сытого живота... Вот так неожиданно Глеб дошел туда, куда не доехал: Семенов был старым другом и соратником старшего брата по зачинанию советского каратэ. У них дома на видном месте висела большая подписанная фотография: шесть человек - шесть мастеров - шесть разошедшихся судеб. Одного уже не было в живых. Один учил за кордоном. Один до сих пор не мог никак выйти на свободу. Один... Один... И один здесь - в полной тишине садит капусту... За окнами яблони покачивали уже отяжелевшими от назревающих плодов ветвями, солнечные зайчики прыгали по всему полу и по стенам, оклеенным темно-красными обоями. Было очень-очень тихо. И хорошо. Зайчики... Потом подошла волчица, лизнула в лицо. Глеб засмеялся. Он был теперь маленьким ребенком. Маленьким и легким Маугли. А рядом падали золотые яблоки. И волчица, лежа у входа, внимательно смотрела на него тоже золотыми, мудрыми глазами...
Проснувшись, он, некоторое время не открывая глаз, разбирал по разные стороны сон и явь. Картинки делились неохотно, попадались вещи без точного определения, равно безумные и правдивые. Все так, но стреляли по нему точно! И точно - ни за что! Глеб сразу вскочил и, покачиваясь от удара прихлынувшей в виски крови, пошел на выход.
На нагретом солнцем крыльце, спиной к нему, сидел бритоголовый Семенов и огромной ладонью гладил такую же обритую голову своего сына. Перед ними на вытоптанной песочно-щебнистой площадке разом отжимались четыре молоденькие девушки с одинаково короткими прическами. И вообще, вначале они показались Глебу в принципе неразличимыми. Пятая, немного постарше, ходила между ними и громко считала: "Ич, ни, сан, джи!" О! А отжимались они на одной руке! Семенов, не оборачиваясь и даже не изменив ритма поглаживания сыновней головы, спросил:
- Как? Выспался?
- А сколько я?
- Спал? Почти сутки.
- Ничего не помню. Как я лег, куда? Полный провал.
- И хорошо. Так и надо.
