— Что с вами, господин доктор? — спросила Инга.
— Скажите, пожалуйста, фрау Эльзе — это моя служанка, она сейчас в столовой, — пусть принесет воды, — он приложил руку ко лбу, закрыл глаза и откинулся на спинку стула.
Лаборантка вышла. Валентин Юльевич отсыпал из двух порошков по небольшой порции космической пыли, завернул в бумажку и спрятал в стол.
Принесли стакан с водой, он выпил и немного успокоился. Нужно было написать заключение для профессора Дольца, но что написать?
Валентин Юльевич не знал, что представляют собой эти пробы, но догадывался… Только он один мог догадаться, пусть делают сколько угодно анализов с применением любой аппаратуры. Тут крылась страшная правда, и он не понимал, кому нужна эта правда. Она не нужна Дольцу, самому Валентину Юльевичу, пожалуй, никому не нужна. И Руис, для которого он работал, хотел тоже не этого… В этой лаборатории Валентин Юльевич не сделал ни одного открытия, сейчас же он был в преддверии первой своей большой удачи и — боялся ее.
Следовало все хорошо обдумать, не спешить с окончательным ответом профессору. Валентин Юльевич написал, что ему пока ничего существенного выяснить не удалось. Если господин профессор может подождать, работа будет продолжена, но без заверений в успехе.
— Можете прочитать, — сказал он лаборантке. — Пробы возьмите.
Фройляйн Инга прочитала и, кажется, немножко побледнела. Отчего? В записке — неопределенный ответ. Такая ли уж она неопытная, эта фройляйн Инга? Нет, она не побледнела, это просто показалось. Наступили сумерки, и лицо ее выглядело сероватым.
— Очевидно, мне придется побеспокоить вас завтра, а может, и послезавтра?
— Как пожелает профессор, я — к его услугам. — Валентин Юльевич старался казаться равнодушным. — Приходите лучше всего часов в восемь утра, или даже в семь. Я встаю очень рано, но завтра работать мы не сможем, нужно кое-что приготовить… Передайте дружеский привет профессору, мы с ним так редко встречаемся. Подождите, фройляйн, я вас провожу.
Сумерки тянулись по земле, обволакивая деревья, а вверху было светло, полнеба охватывала заря, она лежала на вершинах гор. Но на севере, над городом, широкой полосой темнели тучи.
— Ночью будет дождь, — сказал Валентин Юльевич. — Даже раньше, через два-три часа.
— Как он не кстати, — пожалела фройляйн Инга и заторопилась.
Простившись, она быстро пошла тропинкой между деревьями, прямая и высокая, и ее голова задевала золотые листья. Валентин Юльевич долго смотрел ей вслед.
