В двадцать пять он читает лекции, как большой, его любят везде, куда бы он ни пошел, его дергают, лохматят и теребят, на е-мэйле по сотне писем «люблю тебя», но его шаблон - стандартное черта-с-два, и вообще надоела, кричит, эта ваша Москва, уеду туда, где тепло и рыжее карри. И когда ему пишут про мучения Оль и Кать, он смеется и сообщает: «Мне, мол, не привыкать». Он вообще гордится тем, что не привыкает.
И, допустим, в тридцать он посылает все на, открывает рамы и прыгает из окна - ну потому что девушка не дала, или бабушка умерла, или просто хочет, чтобы про него написали «Такие дела», или просто опять показалось, что он крылат, - вот он прыгает себе, попадает в ад и оказывается в такой невероятно яркой рыже-сиреневой гамме. Все вокруг горят, страдают и говорят, но какой-то черт ворчит: «Погоди еще» и говорит: «Чувак, не путайся под ногами». И пинает коленкой его под зад.
Ты рисуй, девочка, небо пошире,
солнышко глазастое желти, не жалея,
дети девяностых стали большими,
тоже выбирают потяжелее.
Ты рисуй, девочка, открытые ставни,
ты рисуй, девочка, горе - не беда,
ты рисуй, девочка, кем ты не станешь,
как ты обрастаешь словом «когда».
Ты рисуй, девочка, жаркие страны,
голубые елочки, город весной,
оставайся, девочка, юной и странной,
зубиком младенческим под десной.
Ты не бойся девочка, это лото же:
повезло с карточкой - значит, победил,
тяжело мне, девочка, и светло тоже,
так рисуй, девочка, краски разводи.
Ты рисуй, девочка, золотой остров,
у твоей кисточки нужный нажим,
стали большими дети девяностых,
тоже научились правильно жить.
Ты рисуй, девочка, вязкие кошмары,
ты рисуй, девочка, дымку на морях,
вроде все нормально, а тебе мало,
у твоей мамы седина в кудрях.
Ты рисуй, девочка, позабудь об этом,
ты рисуй летом Казанский собор,
мама твоя плачет, что ты стала поэтом,
плакала бы лучше, что ты стала собой.
Ты бери, девочка, кальку и ватман,
чтобы размахнуться во всю длину.
Заходи, девочка, заходи в ад мой,
я тебя огнем своим прокляну.
Мир хороший, девочка, только для взрослых,
он красивый, девочка, хоть и грубит.
Ты старайся, девочка девяностых,
младшая сестренка моих обид,
Ты рыдай, девочка, всем, кто не дожил,
все свои молитвы на листочке спрессуй.
Ты рисуй девочка, ты ведь художник,
