– Заботясь… – Уодтеф с отвращением повторил это слово. – О да, никто не сможет обвинить ее в том, что она не выполняет свой «долг».
Симон молчал, он понимал, что нет тех слов, которые могли бы облегчить страдания Уолтефа.
Уолтеф вытер глаза и попытался взять себя в руки.
– Надо было мне остаться в церкви и принять постриг еще много лет назад. – Он покачал головой. – Из всех сделанных мною ошибок это – самая большая. – Он с укором взглянул на Симона. – И все же я уйду к моему Господу с более чистой совестью, чем те, кто останется.
– Мне очень жаль, – пробормотал Симон. Он считал себя опытным придворным, но сейчас растерялся. – Я пришел попрощаться, но не знаю, как это сделать.
Уолтеф горько усмехнулся.
– Я могу лечь и притвориться мертвым. Это поможет?
– Не надо шутить, милорд.
– Почему? – Уолтеф пожал плечами.
Повисло тяжелое молчание. Симон искал слова и не находил.
– Простые люди обеспокоены слухами, что вас могут казнить.
– Неужели? – Уолтеф зло улыбнулся. – Я еще могу стать причиной восстания в мой смертный час…
– Которое Вильгельм без труда подавит.
– Это так. – Уолтеф дошел до конца своей темницы и повернулся. – Странно, как выгодно он умеет использовать и английские, и нормандские законы. Роджера Херефордского приговорили к пожизненному заключению, потому что он нормандец. Я же, будучи англичанином, должен быть казнен, и не нашлось никого, кто рискнул бы своей шеей и заступился за меня.
– Аббат Улфцитель заступался, милорд, – возразил Симон.
– Так он тоже англичанин, его слово ничего не значит. Я должен был умереть на севере, с топором в руке, а не в темноте и таким позорным образом.
– И мне не следовало приходить, – подвел итог Симон и повернулся к двери.
– Нет, постой! – Уолтеф подошел к Симону и схватил его за рукав. – Я не хочу, чтобы ты так уходил. – Он притянул юношу к себе и крепко обнял. – Я знаю, ты ничего не можешь сделать. Я знаю, что не следует проводить мои последние часы в горечи, но это так трудно. – Голос Уолтефа дрожал от слез. – Однажды я спас тебе жизнь. Проживи ее ради меня. Когда будешь смотреть на засеянные поля или работающих в поле женщин – смотри на них и моими глазами. Когда женишься и возьмешь на руки первенца – вспомни обо мне.
– Вы знаете, что я буду вас помнить, – произнес Симон.
– Не просто скажи, поклянись.
– Я клянусь вот на этом кресте. – Симон вздрогнул, Уолтеф сильнее сжал его в объятиях.
Видимо поняв, что может задушить юношу, Уолтеф ослабил объятия. Симон набрал полную грудь воздуха и упал на колени.
