Винчестер, весна 1076 года
Стражник привел Симона туда, куда не проникали солнечные лучи. Горел единственный прикрепленный к стене факел, в воздухе пахло сыростью и плесенью. За дверью справа кто-то застонал, но стражник не обратил на это внимания и повел Симона дальше в темноту к прочной дубовой двери, окованной железом. Сверху имелась небольшая щель для наблюдения, внизу – отверстие для передачи пищи и помойного ведра.
Стражник заглянул в щель, снял большой ключ с кольца на поясе и повернул его в замке.
– Входите, сэр, – сказал он Симону и сделал приглашающий жест. – Если что, я буду снаружи. Крикните, когда будете уходить.
Симон кивнул, вложил ему в руку монетку и вошел в каземат. Помещение было большим, но там находился только один заключенный. Пол был застлан свежей соломой, вместо обычного соломенного тюфяка пленнику поставили кровать с простынями и шерстяным одеялом. Горели восковые свечи, освещая самые темные уголки. Пленник, будучи дворянином, имел возможность платить за такую роскошь.
– Милорд? – Дверь тяжело захлопнулась за Симоном, щелкнул замок. Он сделал шаг внутрь. Уолтеф стоял на коленях перед прибитым к стене распятием, по бокам которого горели две свечи, стоящие на низкой скамейке. Он повернулся, и лицо его осветилось радостью. Но он не вскочил резво на ноги, как бывало когда-то, а тяжело поднялся, как будто простоял на коленях очень долго.
– Рад тебя видеть, юноша. Что ты здесь делаешь? – Он подошел к Симону и обнял его.
– Я попросил короля позволить навестить вас, – ответил Симон. В тюрьме Уолтеф сильно похудел, Симону показалось, что он обнимает костлявого незнакомца – человека на полпути к смерти, полагающейся ему по английским законам.
– И он тебе разрешил попрощаться с приговоренным человеком? – скупо улыбнулся Уолтеф, отпуская Симона.
Симон не ответил, и Уолтеф не стал настаивать.
– Я рад всем гостям, что бы их сюда ни привело. – Улыбка стала ещё печальней. – Гости в этой камере редкость, да, по правде, я и не жду никого. Разве что Улфцителя и епископа Винчестерского. Они готовят мою душу к переходу в мир иной. Я думал, что Джудит… – Он поморщился и провел пальцами по волосам. – Я не видел ее с того дня, как уехал из Нормандии. Я слышал, что она была в Винчестере на Рождество, и именно тогда меня бросили гнить в эту камеру. Я все думаю, не ее ли это рук дело. Я хорошо ее знаю, и все же мне тяжело думать, что она могла так поступить со мной…
