Марья Владимировна передернула плечами.
— Я думаю, прежде чем уйти, надо было спросить разрешения на это, прозвучал язвительно ее голос, и тотчас же румянец гнева залил ее тонкое лицо.
— Marie! Умоляю тебя, не волнуйся! — шепнул граф на ухо жене.
— Ты прав. Не стоит, — протянула та и умышленно спокойным голосом проговорила снова, — дело не в этом. Скажи мне лучше, куда ты скрылась с круга перед тем, как уйти в лес?
Ксаня вспыхнула. Она ждала всего, только не этого вопроса.
Она скрылась за ключами, за теми самыми ключами, что остались теперь забытые висеть на двери лесной сторожки. Ключи она унесла, думая вернуть, и не вернула, забыла.
Что только подумают «они»?
Она вспыхнула, а потом побледнела, хотела ответить, но язык не повиновался ей. Что-то сдавило горло.
Глаза присутствующих впились в Ксаню, как иглы. Их взоры жалили ее.
Надо было отвечать, но отвечать она не могла.
— Что ж ты молчишь? — снова произнесла графиня. — Отвечай, что ты взяла в моей комнате с туалета! А?
Этот вопрос страшил Ксаню; колючий холодок прошел по ее телу. «Узнала, — вихрем пронеслось в ее мыслях, — узнала про ключи!..»
Ее лицо запылало. Глаза обежали враждебные ей лица присутствующих, с каким-то злорадством смотревшие на беглянку.
Один Виктор глядит все так же подбодряюще на нее.
Она молчит…
О! как долго, убийственно долго тянется время!
Графиня переглядывается с графом, Натой, Жюли и другими присутствующими, затем быстрыми шагами подходит к Ксане и, прожигая ее насквозь своим пристальным, немигающим взглядом, говорит:
— Молчи и не запирайся. Ты взяла бриллиантовую брошь с моего туалета. Василиса видела все. Ты украла мою бриллиантовую бабочку, ты — воровка!
Удар кнута не подействовал бы сильнее на Ксаню.
Вся кровь хлынула ей в лицо.
Она украла? Она — воровка? О!
В ее сердце быстро, быстро заметалось что-то. Жгучий клубок подкатился к горлу.
Она воровка?! Она?!
«Лжете! — хотелось крикнуть ей на всю комнату, — лжете, лжете! Лжете все, не бабочку, а ключи я взяла… И не с целью украсть взяла, а на время, чтобы попасть к Васе, к моему дорогому Васе. Лжете, не воровка я!..»
И вдруг запнулась…
Ведь если она воровка, ее не будут держать ни минуты в этом доме. Ее прогонят из Розовой усадьбы назад в лес, к Васе, в чащу… И тогда, тогда кто знает? — может быть, нежными заботами и безостановочным уходом она спасет еще больного, умирающего друга!..
О, это так просто! Так просто! Ей стоит только сказать: «Да! да, я украла вашу брошь и закинула ее в пруд из злобы на вас, за то, что вы отняли у меня свободу и запретили мне возвращаться в лес».
