— Да, я стреляла! — произнесла она с каким-то упрямым задором, глядя юноше прямо в глаза темным сверкающим взором.
— Ксаня! безумная! Из его ружья! — в ужасе сорвалось с бледных губ хромого.
— Так что же! Этот выстрел спас «розового» графа и молодую заграничную графинюшку и, — не без гордости прибавила она, — убил лошадь, графского коренника. Понимаешь?
— Ты убила лошадь?
— Да! И спасла людей!
— Ты, Ксаня, спасла розового графа?
— Ну, да, графа!.. Вот бестолковый!
И спешно, путаясь и сверкая глазами, та, которую звали Ксаней, рассказала, как было дело.
— «Розовый» граф ездил на станцию встречать свою «заграничную» дочку. Я знала, что они поедут мимо Чертовой пасти… Там путь на «Розовое» ближе… Ну и пошла, взглянуть было охота… А тут гроза… Лошади взбесились… и пошла потеха!..
— Но зачем же ты взяла ружье? — взволнованно выспрашивал хромой.
— А затем, чтобы попугать «тех», понимаешь, если бы они снова встретились на моем пути и стали бы дразнить и травить меня, как собачонку…
Глаза девочки угрюмо блеснули.
— Ксаня! — скорее простонал, нежели произнес хромой.
— Ну, да… чего ты ахаешь? Я бы стреляла на воздух, понимаешь? А «те» трусы… Небось! сразу бы отбила охоту травить меня!
И она раскатисто засмеялась. Ее белые зубы хищно блеснули в двух полосках малинового рта.
Вдруг ее смех разом присекся, замер.
— Отец идет! — прозвенел нервно и испуганно голос хромого.
И он подался инстинктивно назад.
На пороге комнаты, заслоняя своей огромной фигурой крошечные сени лесной сторожки, стоял огромный человек в сером кафтане, обшитом по борту зеленым кантом, и в кожаной фуражке, с бляхой на груди. Его угрюмое лицо с длинной, рыжеватой бородою и неприятные блуждающие глаза, горящие сухим блеском раздражения и злобы, хранили следы гнева.
— Чего раскудахталась не в пору? — свирепо кинул он Ксане. — Говори, как смела трогать мое ружье?
И огромные руки рыжеватого гиганта упали на стройные, еще детские плечи смуглой девушки и впились в них.
— Зачем брала ружье? Говори! — и он тряс изо всей силы девочку, в то время, как мрачные глаза его сверкали, как два раскаленных угля.
Вся кровь мгновенно отлила от щек Ксении. Ее смуглое, розовое личико стало белым как мел. Взор сверкнул из-под нависших над ними черных кудрей.
— Не смей меня трогать, дядя! — резко прокричала она, будя воцарившуюся в домике минутную тишину.
— Что-о-о-о?
И огромный человек разразился зловещим смехом.
— Ах, ты, дрянь эдакая! — кричал он, задыхаясь. Его налитые кровью глаза блуждали по комнате, точно выискивая что-то, пока наконец его взор не приметил висевшую на гвозде плетку. Сорвав ее быстрым движением, он взмахнул ею над спиной девочки… Но в это мгновение хромой юноша, спотыкаясь, чуть ли не падая, ринулся к отцу.
