— Знаю. Но говори лучше просто: Борис.
— Нет, свои имена называть не надо. Кетовым буду. У меня кот был классный… убили, суки! Но они еще поплатятся за это!.. — Кашалот скрипнул зубами. — А твоя кликуха какая?
— Койот.
— Похож. Похож, — удовлетворенно повторил Кашалот и поднялся. — Иди домой, Пашок.
Отдыхай, телевизор смотри, ящики разгружай, бороду отращивай. Ищут тебя, не забывай.
Койот не ответил, и Кушнареву это снова понравилось. Молодец. Никак не хочет колоться.
Признания у него и клещами, видно, не вырвешь.
Что ж, такие дольше живут.
Джип уехал, Марина вернулась в киоск, внимательно глянула на Койота.
— Поговорили, Паша?
— Поговорили.
— А что невеселый сидишь?
— Тебя это не касается. Мужской разговор был.
— Понятно… Ты не сердись, Паша. Я же не о себе пекусь. Хочу, чтобы и ты человеком себя чувствовал.
— Уже чувствую.
— Ну вот и хорошо. Я рада за тебя.
Марина подошла к нему, обняла за голову, прижалась. Он вдохнул знакомый запах ее одежды, ответил на объятие. Зарылся лицом в распахнутую дубленку, подумал с нахлынувшей тоской!
«Убьют меня… Все равно убьют! Не те — так эти.»
Они допили е Маринкой коньяк, потушили свет в киоске, задернули штору в подсобке и сладко, не спеша, потрахались.
Койот стал с этого дня сотрудником фирмы «Братан и K°».
Человеком для особых поручений шефа.
Но об этом знали пока лишь они двое.
Вечером, после «смены», они пришли с Маринкой домой, хорошо поужинали, улеглись на диван и стали смотреть телевизор. Передавали очередной репортаж о болезни Президента, о том, что ему назначена серьезная операция на сердце и что она будет сделана вот в этой распрекрасной больнице — ЦКБ. Журналист за кадром посетовал на то, что их, корреспондентов, туда не пустят, а то бы они показали и самого Президента, и ход операции — народ все должен видеть и знать.
— Им разрешить, так они бы свои телекамеры прямо в разрезанную грудь Бориса Николаевича вставили, дай Бог ему здоровья, — сердито заметила Марина. За Президента она переживала, голосовала за него, обижалась на коммунистическую оппозицию, которая свою власть «проср…», а теперь «кусает локти и бесится».
Разглагольствования сожительницы Койот слушал вполуха, хотя изредка и поддакивал. Думал о своем. О том, что Кашалот посадил его на очень крепкий и надежный крючок, с которого не сорвешься. Что работать на него придется и что особо верить его обещаниям не стоит: все эти «забугорные» прелести не для него, Павла. Кашалот, может быть, и сможет удрать куда-нибудь за границу, а вот ему, Койоту, жить надо дома, в России… Другое дело, что в другом городе. Это мысль неплохая. В самом бы деле: купить квартиру гденибудь в Подмосковье… или на юге. Если будут деньги, то жить можно и на проценты, не ввязываясь больше ни в какие опасные авантюры.
