…Теща, открывшая ему дверь, глянула на Койота какими-то больными, воспаленными глазами.
— Проходи, Паша, — сказала она довольно слабым голосом, запахивая на груди халат.
— Вы что, болеете? — спросил он Веру Ивановну, входя в прихожую и закрывая за собою дверь.
— Ой, не знаю, но так мне плохо, так плохо! — отвечала она, и губы пожилой женщины дрожали. — За вас душа болит, сердце заходится. И кордиамин пила, и нитроглицерин принимала. Вроде отпустит, а потом как подумаю…
— Людмила дома?
— Нет, она в центр поехала. Костику рубашку поискать. Потом надо, говорит, насчет работы на биржу труда заехать. Обещали ей место в какойто фирме, копировальщицей на этот… как его… ну, на чем бумаги размножают.
— На ксерокс, что ли?
— Во-во! На ксерокс! Я это слово никак не могу запомнить.
— Какая же это копировальщица? Копировальщица — это на заводе, кажется, чертежница такая, какая копии делает… Хотя я тоже точно не знаю.
— Ну ладно, сама разберется, ты проходи, Паша, проходи! — Вера Ивановна засуетилась возле зятя. — Давай поговорим, пока Люды нет.
— Костик что делает?
— Да он спит. Проснулся нынче рано, поел, поиграл, а потом говорит мне: «Бабуска, я байбай…» Ну, я его снова положила.
— Я ему вот гостинцев принес. — Койот стал выкладывать шоколадку и апельсины.
— Спасибо тебе, Пашенька, спасибо! — Теща слезящимися глазами смотрела на него. Села потом напротив, у кухонного стола, сжала на груди руки. Паша! Вернись домой, как сына тебя прошу! Ну что вам не хватает? Умру я скоро, здоровья совсем не стало… Живите с Людой, квартиру вам оставлю, у меня же больше никого нет. Все, что нажила. Денег у меня никаких, кроме пенсии, ты уж извини, да и ту нерегулярно получаю. Но не в деньгах счастье, Паша! У вас семья, ребенок, квартира. У других и такого нету. А Костика лечить надо, растить. Нельзя родное дитя бросать, Паша! Он — плоть твоя, кровинушка. Как можно?!
— Да я что, Вера Ивановна, — Койот прятал глаза. — Это все Людмила, дочка ваша. День и ночь ведь пилила, деньги требовала. Помешалась на них. А где я их возьму? Зарабатывал как умел…
— Ну… я поговорю с ней еще. Я понимаю: и тебе трудно, и всем сейчас нелегко. Я ей уж сто раз говорила. И тебя всегда защищала, ты уж поверь на слово. Люду я знаю, она девка с норовом. Но и ты не уступишь, вот и нашла коса на камень. А плохо всем… Не надо вам расходиться, сынок! Помиритесь, очень прошу!.. А с работой как-нибудь, может, и устроится. На биржу вот походишь, поищешь местечко. Другие же работают, устраиваются как-то.
