Говорить о «текстах» Лукницкого — не значит отдавать дань моде-времени, следуя которой в постмодернистскую эпоху величают и стихи, и прозу, и критику. В данном случае слово это обозначает некое обобщение, синоним ему слово «труды». И это не будет натяжкой: сам Павел Николаевич Лукницкий когда-то вывел на листе бумаги — «Труды и дни Николая Гумилева». И не подозревал, что совершает гражданский подвиг. Впрочем, понятия о подвиге сопряжены с поколенческими представлениями об этом. Сегодня далеко не вся читающая публика представляет себе, что биографию поэта Николая Степановича Гумилева, да и многие его стихи, собрал для потомков по строчкам (иногда и в буквальном смысле) Павел Николаевич Лукницкий.
Сегодня Гумилев издается и переиздается в разных издательствах, в разных поэтических сериях, с комментариями и без, и это, к счастью, воспринимается нынешними студентами как норма. Но я потому и говорю о поколенческих представлениях, что еще в 80-е годы жираф, урожденный на озере Чад, пробирался на поле русской литературы незаконно. Гумилева можно было прочитать только в эмигрантских изданиях, недоступных большинству: в вашингтонском четырехтомном собрании сочинений 1962-68 гг., в парижском издании 1980 г. «Неизданные стихи и письма». В России (а вернее сказать, в СССР) стихотворения и поэмы Гумилева будут изданы в Ленинграде в 1988 г., в тбилисском издании 1989 г. появятся на свет биографические материалы из собрания Лукницкого; только в 1990 г. в Ленинграде будет издана книга Веры Константиновны Лукницкой, вдовы Павла Николаевича, «Н. Гумилев. Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких».
Быть может, именно благодаря своей любви к Гумилеву одним из самых популярных преподавателей Литературного института в 80-е годы был Владимир Павлович Смирнов — его лекции были для нас открытиями в буквальном смысле: артистически одаренный Владимир Павлович (в студенческой среде для краткости обозначавшийся просто В.П.) красивым баритоном читал и Бунина, и Блока, и Хлебникова, но про конкистадоров железных и Синюю Звезду запоминалось особенно, поскольку, повторяю, узнать про поэта и тем более — перечитать было большой проблемой.
Кажется, Владимир Павлович и сам был рад выступать в роли этакой фронды на кафедре советской литературы, ведь рассказывать в ту пору про Гумилева означало именно это. И, спасибо ему, от него я впервые услышала фамилию Лукницкого в связи с Гумилевым и Ахматовой.
