– И это после всего, что мы для него сделали, – говорит он. – Пенсия, новый старт, хорошая работа после того, как практически все университеты Англии отказались брать его, положение в обществе. И вот, пожалуйста, нате вам.
– Плохо, – соглашаюсь я. Ничего другого, пожалуй, не скажешь.
Мерримен проказливо улыбается.
– А ты не прикончил его, а, Тим?
– С какой стати?
Впервые за этот день я подхожу к порогу того, что Марджори Пью назвала потерей моего сверхконтроля.
– А почему бы и нет? – с хитрецой возражает он. – Разве не так жулики поступают друг с другом при дележе добычи?
Невеселый смешок.
– А с Эммой у тебя, наверное, просто восхитительно? Вы ведь безумно любите друг другу?
– Да, но сейчас ее нет дома.
– Невыносимо слышать. И где же она?
– Присутствует на паре исполнений ее произведений в центральных графствах.
– Что же ты не сопровождаешь ее?
– Она предпочитает проделывать это одна.
– Ну да, разумеется, у нее независимая натура. А она не слишком молода для тебя?
– Когда она станет слишком молода, не сомневаюсь, она мне об этом скажет.
– А ты молодец, Тим. Стойкий мужик. Я всегда говорю: не выводи кавалерию из боя! В нашем мире Эммы требуют постоянного внимания. Хочешь заглянуть в ее досье?
– Нет, спасибо.
– Но от Мерримена так просто не отделаешься.
– Нет, спасибо? А в свое ты не заглядывал?
– Не заглядывал и не собираюсь.
– Дорогуша, но ты должен! Такое полное, такое разнообразное, quel courage![7]. Измени имена, и на старости лет ты сможешь шлепать бестселлеры. Куда более прибыльное занятие, чем эти ссаки из пресса дяди Боба. А, Тим?
– В чем дело?
Его пальцы сжимают мой бицепс.
– Эта долгая-долгая связь, которая была между тобой и нашим дорогим Ларри. Винчестер, Оксфорд, Контора – и все время такая плодотворная. Такая уместная. Но сегодня, дорогуша, ни-ни.
– О чем это ты?
– Об облике, дорогой мой. Благородное прошлое, старые времена. В руках бульварных писак это динамит. Прежде чем ты успеешь произнести «Ким Филби», они начнут вопить об университетской шпионской сети и о любви, которая не смеет назвать себя по имени[8]. А вы ведь были ими, да?
– Были кем? – спрашиваю я, пытаясь изгнать из памяти видение Эммы, нагишом стоящей у окна моей спальни и задающей мне тот же вопрос.
– Ну, ты знаешь. Ты и Ларри. Все такое. Ведь были?
– Если тебя интересует, были ли мы гомосексуалистами и предателями, то мой ответ на оба эти вопроса – нет. В школе Ларри был ископаемым экземпляром: Полным Гетеросексуалом.
