— Как вы это делаете? —решил спросить я.
Полянский молчал. Опустил глаза на цветок ромашки, который все еще держал в руке. Закрутил его в пальцах — лепестки цветка слились в белый мерцающий круг. Пальцы были тонкие, слабенькие, как у ребенка, казалось, им не переломить и спички...
Вдруг ромашка выскользнула из его руки и повисла в воздухе, прямо перед моим лицом. Она висела так несколько секунд — я видел ее ясно и отчетливо, желтую пушистую шапочку и веер белых лучиков вокруг. Потом она очутилась в боковом кармашке моего пиджака.
Я потрогал ее. Да, это была настоящая ромашка...
— Пойдемте со мной, — сказал Полянский.— Я живу здесь, неподалеку, в дачном поселке.
Мы вышли на опушку леса, к одинокой дачке с голубыми ставнями за дощатым, потемневшим от времени забором. На воротах — новенькая железная табличка с собачьей мордой и предупреждающей надписью.
Полянский открыл калитку.
— Собаки нет, — пояснил он.— Повесил, чтобы попусту не лезли. Не люблю.
На поленнице возле стены сидел здоровенный лохматый кот. Он доверчиво поднялся навстречу, очевидно, рассчитывая на какое-то внимание с нашей стороны. Полянский взглянул на него, и кот исчез, будто его ветром сдуло. Только на белой коре березового полена остались царапины от когтей.
— Кошек тоже не люблю,— сказал Полянский.
Он вытащил из кармана за веревочку ключ, отпер висячий замок на дверях. Через темные сени мы прошли в комнату.
Я огляделся с естественным любопытством.
Жилище волшебника украшала самая обыкновенная разностильная мебель. На круглом, когда-то полированном, столе лежали книги. Большая груда книг была свалена в углу, прямо на полу. Возле узенькой неудобной тахты, застеленной старым плюшевым покрывалом, стояла здоровенная, похоже двухпудовая, гиря.
Гиря привлекла мое внимание. Полянский вряд ли смог вы поднять ее с полу. Руками бы не смог...
И мне опять стало не по себе.
— Садитесь,— пригласил Полянский,
Откуда-то в его руках появилась початая бутылка коньяку и два серебряных старинных стаканчика. Он сдвинул книги на столе — некоторые упали на пол — и поставил на освободившееся место тарелку с печеньем.
— Извините за угощение. Обедаю в городе. Конечно, если бы я знал...
Я сел на стул и поднял с полу упавшую книгу. Это оказалось «Учение йогов» — старое шанхайское издание на английском языке.
Полянский сел против меня. Бутылка с коньяком, заткнутая белой пластмассовой пробкой, стояла на середине стола. Полянский навалился локтями на стол и пристально уставился на бутылку. Она закачалась из стороны в сторону. Мне вспомнился Пацюк из повести Гоголя. Я тайком щипнул себя за руку.
