Освещена правая половина сцены. Дверь распахивается, входит взволнованная Валентина Васильевна; она в парадном костюме, с сумочкой в руке, но босиком. Следом, жуя на ходу, входит Павел Степанович, одетый по-домашнему: в тренировочных брюках, майке с короткими рукавами и шлепанцах. В одной руке у него раскрытый журнал, в другой — тапочки для Валентины Васильевны. Валентина Васильевна проходит к зеркалу, мельком оглядывает себя в нем и поправляет прическу.
Павел Степанович (подходит к Валентине Васильевне и бросает ей под ноги тапочки). Вот твои тапочки… Чего такая взволнованная? Что-то еще случилось?
Валентина Васильевна (надевая тапочки). Спасибо. (Взглядывает на Павла Степановича). Опять жуешь на ходу? Павлик, ну сколько можно говорить: ужин в холодильнике! Трудно разогреть? (Садится на диван, массирует себе лодыжки).
Павел Степанович. Ты же знаешь, не люблю один ужинать — хотел тебя подождать.
Валентина Васильевна. Лентяй!.. Господи, как устаешь за день на каблуках!
Павел Степанович (садится рядом на диван и утыкается в журнал). Я давно тебе говорю: пора переходить на мягкую обувь.
Валентина Васильевна. Хочешь записать меня в старухи? Не выйдет!.. И оставь в покое журнал — поговорим серьезно!
Павел Степанович. Мне завтра выступать, надо подготовиться.
Валентина Васильевна. Речь о судьбе сына, а тебе хоть бы хны!
Павел Степанович. Ну, хорошо, хорошо. (Откладывает журнал). Так что у тебя?
Валентина Васильевна. Я разговаривала с адвокатом. Он говорит: от суда не отвертеться. (В отчаянии всплескивает руками). Славке грозит два-три года! Они ведь там его сломают: он такой ранимый, взрывной, он не выдержит!
Павел Степанович. А свидетели-то, свидетели были? Славка ж говорит — не было?
Валентина Васильевна. Оба милиционера — они и свидетели. И эта женщина тоже… Кошмар, что она пишет! Чтобы наш Слава…
Павел Степанович. Ты хочешь, чтобы я занялся?
Валентина Васильевна. Ну, наверное…
Павел Степанович. Я ж никогда с этими чертовыми органами не связывался.
