Я замечаю оценивающий взгляд таксиста. Мы выруливаем на Таксим, огибаем профиль Ататюрка и сваливаем на проспект Камхарийет.
На мостовой огонь жаровен, мелькают черные силуэты. Музыка. Горы риса на тачках, казаны с пловом. Жизнь кипит.
Черные провалы огромных безлюдных отелей; чугунные решетки.
И снова разноцветные вагончики ресторанов.
Кроны тополей сплетались над головой в арку. Я вдруг вспомнил Рим, и что свет фонарей там также пробивается сквозь зелень. Когда это было? И где теперь эта девушка? Жили в городе без копейки, бродили, заглядывая в чужие тарелки. Голодные, счастливые. Когда кончился пансион, ночевали в парке. Занимались любовью на ступеньках фонтана, спали. А потом полиция светила в лицо фонариками – это сторож решил, что мы трупы, вызвал.
Радовался: «Живые!» Угощал наливкой и сливами.
Ехали чуть свет на море и купались нагишом на платном пляже.
Лежали, как пельмени, в пересоленой воде, и дремали.
82.
На входе успел заметить только номер – 257/1. Три ступеньки вниз, дверь с колокольчиком. Пахнет корицей и лимонным освежителем, кожей.
Я отодвинул тяжелые бархатные портьеры. Из темноты тут же выдвинулся массивный мужик в белой рубашке. Учтиво поклонился.
Внутри почти пусто, вдоль стен в отсеках столики, кожаные диваны. Мой спутник по-свойски протиснулся на подушки, раскинулся. «Садись, друг!» – хлопнул по коже ладонью.
И я забрался в угол.
Прибавили музыку. Огромный зеркальный шар под потолком бросает на стены снежную рябь. Кондиционер, дышится легко. На стенках таблички «Гиннес» и мексиканские рогожи, стандартный набор.
Но после восточных харчевен все как родное.
Я повеселел, откинулся на подушках. Заказали: он пива, я ракы; орехов на закуску; минералка. Обслуживал нас все тот же толстяк. Лицо рябое, мешки под глазами. Настоящая жаба, где я его видел? Пока друг ходил отлить, пересчитал деньги. Не ресторан, должно хватить. Гуляем.
Тем временем музыка поменялась, на сцену одна за другой вскочили девицы в коротких юбках. «Ты можешь танцевать с ними, эй!» – тыкал он пальцем.
Он повернулся к соседнему столику. Потом приник к моему уху: «Отличные девушки, можно познакомиться! Сколько комнат твой номер?».
Я отмахнулся. Музыка гремела, мигали фонарики. Девицы зазывно качали бедрами. Жаба то и дело подливал из бутылки: «Хорошая ракы! Очинь хорошая! Окей!»
Подсаживались две девушки, обе с моей стороны. Ворковали на английском. Я поддакивал – «Москва, журналист» – и спрашивал:
