11.
Утром проснулся от стука.
Бросился к дверям, зашиб коленку об холодильник
«Кто?»
В дверную щель проникла женская рука. Свертком нетерпеливо помахали. Я принял рулон и дверь тут же с силой захлопнулась.
«Карты, буклеты, потом посмотрю» – и похромал в душ.
Из ванной меня выдернул звонок. «Дорогой господин, доброе утро, – зачастил мужской баритон без пауз – как выспались, я ваш гид, мой имя Мехмед, сейчас ваш завтрак, потом наш город, жду внизу, всего хорошего, пака-а-а».
Имена по крайней мере не перепутаешь.
Завтрак был лаконичным. Холодное яйцо, ломоть козьего сыра, пара маслин, кофе.
Я пригубил из наперстка и по нёбу разлился густой матерчатый вкус.
12.
Новый Мехмед оказался старым Мехмедом – за рулем сидел мой вчерашний и улыбался.
Мы медленно тронулись по переулкам. Район Пера похож на лавку старой мебели. Дома старые, из разных гарнитуров. Узкие обшарпанные фасады, такие же узкие эркеры. Неба над головой не видно, зато много тени; прохладно; утром воздух прян и лучист как дынная долька.
На приступках небритые мужики в тапках на босую ногу тянут чай. Громыхают стальные жалюзи лавок – гитары, вентиляторы, какие-то хитроумные насосы.
Я опустил окно. Рядом тут же вырос мальчишка. «Бир миллион» – опять за рыбу деньги. Драный сиреневый миллион исчез в окошке и я получил бутылку в каплях испарины.
«Первое знакомство Истанбул – пароход плывет Босфор!» – Мехмед виртуозно продирался сквозь толпу. Стоило нам остановиться, как машину облепили торговцы. Бублики, горы персиков, подносы розовых распахнутых устриц – все это качалось и кружилось перед глазами.
«Пожалюста!» – дверь распахнулась и торговая толпа тут же расступилась.
Это была пристань Эминёню, предбанник Стамбула. На пятачке блошиный рынок, билетные кассы и автобусная стоянка. Залив тут глубокий, судно может подойти к берегу вплотную.
Мехмед исчез за билетами, а я нацепил черные очки и сел на приступку. Все вокруг сразу встало на свои места.
Рейсовые корабли причаливали один к другому и висели у пристани, как рыбы на кукане. Хозяйство ходило ходуном на волнах и пассажиры отчаянно балансировали.
Наконец в толпе возник Мехмед. Смешной, коротконогий; рубашка навыпуск. Стоял и махал руками, и рубашка у него задиралась до пупа.
Зазывала с корабля подсаживал молоденьких женщин на борт. Задрапированные с головы до пят в черное, они семенили по лесенке, которая опасно елозила. Девушки повизгивали. Ветер с Босфора задирал им черные подолы. Сверкало розовое белье. Но особого смущения они, кажется, не испытывали.
