Прошло минут пятнадцать. Я вдруг снова вспомнил Одессу. Как мы ходили в катакомбы и отец капнул свечным воском мне за шиворот. А я обиделся, решил, он это нарочно.
Сколько лет они здесь жили?
Разводили скот, готовили, молились, любили, рожали. Все на черно, временно, все по походному. Со дня на день ждали второго пришествия. А не дождавшись, умирали с выражением недоумения на лице: как же так?
Я вздрогнул: во тьме раздался шорох. Вскинул фонарь – напротив сидел карлик: руки накрест, улыбочка.
Мы разом встали и я больно стукнулся о каменный выступ. Карлик зевнул, потянулся. И скрылся в нише. Я вошел следом, он громыхнул невидимым железом – и в лицо ударил ослепительный свет.
Горячий воздух тут же окутал меня. Открыл глаза – декорация переменилась как на театре. Вместо черных дыр – райский пейзаж. Тропинка, травянистый холм, небо, цикады. Сквозь деревья видно главную площадь, плоские крыши. Вон машина, а вон коричневый минарет и баба у колодца набирает воду в канистры.
56.
Карлик исчез, я спустился на площадь. Шофер как ни в чем не бывало распахнул дверцу и я плюхнулся на кожаные сиденья. Духота в салоне, но после пещеры меня знобило.
Машина взяла наверх по переулку и мы выкатились на большой пустырь. На одном краю виднелись бараки (или гаражи), на другом стоял чистенький двухэтажный дом с ранцами кондиционеров по фасаду.
Судя по флагу – казенная контора.
Может, мне все же покажут Курбана?
Мраморная лестница вела в кабинет. Хозяин чертогов сидел за огромным, как кухонная плита, столом. Это был мэр города. Мы поздоровались, расселись. Он сложил руки замком и стал что-то рассказывать: устало, по заученному.
Потом, собрав бумаги, что-то буркнул по селекторной связи и не прощаясь вышел. Через минуту за окном взревел мотор, зашелестели по гравию покрышки.
Все стихло.
Я вышел на воздух. Через пустую площадь трусил барашек, поскрипывали пыльные листья. Напротив стояла беседка с фигуркой памятника.
Лицо у человека было плоским, монголоидным. Узкие заплывшие глаза, взгляд изможденный, погасший. На голове шапка с помпоном. Туловище обернуто в стеганый халат, выпирает тучный живот. Ноги короткие, кривые, обуты в какие-то чуни.
«Мимар Синан» – значилось на камне.
Он смотрел из-под набрякших век на горы, мерцавшие на горизонте. И я подумал, что одни горы тут только и остались прежними.
Мне вдруг стало тоскливо. Как в пионерском лагере, когда смена только началась. Я почувствовал, что тысячи историй расходятся из-под ног как норы подземного города. Но какая между ними связь? что их объединяет? сплошные черепки; красивые, с острыми краями, осколки.
