Смотрите! тычут они друг друга под ребра, какие лодки стоят на приколе – глазам не верю! Да, говорит один из охраны, султан милостив и позволяет торговать в городе каждому, грек ты, латинянин или араб, если чист на руку и мзду платишь, разгружай товар на пристань, торгуй, никто тебя не тронет. Это вот справа венецианские галеры, у них латинский парус треугольником, не перепутаешь, а это наши береговые плоскодонки, бушприт задран, видишь? фелюги, шебеки, те не спутаешь по откляченному форштевню, арабская самбука из Красного моря, она уж точно бывала в Китае. Да знаешь ли ты, где Китай, деревня? дальше, стало быть, сайка с полуторной мачтой, а за ней ганзейский когг, смотри, у них паруса всегда полосатые, и пузатые каравеллы, обшивка вгладь, и даже чудо из чудес, португальский галеон, которому, говорят, нет в мире равных.
Запомнили, что ли?
Колонной по двое они сходят на пристань, а в стене меж тем открывают ворота, небольшие, в рост, такие в другой раз и не заметишь среди базарной сутолоки на площади, но в такую рань базара еще нет и ворота свободны, в них-то и убывает наша вереница, и пока последние еще спускаются с галер, впереди уже идут по узкой улочке, мощеной круглым камнем, их ведут по улочке наверх, где Айя-Софья с одиноким минаретом, и каждый из них то и дело спотыкается, головы-то задраны к небу, там горит на рассвете золотой полумесяц над куполом, который, говорят, на цепи к небу подвешен, такой он высокий, этот купол, вот и Юсуф, сын плотника из деревни, бритый наголо, не узнаешь, тоже пялится наверх, рот разинул, и скажи ему, что пройдет время, станет он каменщиком и закинет судьба туда, куда теперь только смотрит, под купол Софии, скажи ему так, не поверит Юсуф, и правильно сделает, хотя, с другой стороны, этим утром поверить можно во что угодно, такое уж сегодня утро, так оно складывается, это утро, и даже в то можно поверить, что через час на ипподроме сам султан Селим, светлейший из великих князей мира, хозяин империи, которую и помыслить-то невозможно, этот карлик в красном кафтане, нос крючком, усы торчком, сам Селим-хан остановит взгляд на Юсуфе, а спустя секунду махнет рукой и поплывет дальше, и вся процессия за ним поплывет, и только тот, кто следует слева, пометит себе – «нет, не годен» – после чего выведут Юсуфа из строя, толкнут к таким же как он, ибо выходит, не приглянулся ты, парень, султану, не годишься в пажи к светлейшему, угловат и долговяз ты слишком, а значит судьба тебе назад пылить, но не домой, а в казармы, и бог его знает, какая доля человеку лучше, пажом или янычаром, потому как человека вообще мы не знаем, зато тебе, бритому, янычаром стать лучше, это уж точно.
