Но Станко одним махом уничтожил все усилия. Обняв на прощанье, он спустился в трюм и принес цветок своей жизни. Поэтому в самолете
Света принялась лить слезы как сумасшедшая, а стюардесса смущенно улыбалась, носила ей соки и воду, а потом убрала розу с глаз долой, сообразив, что пассажирка убивается из-за цветка. Так что страшный цветок Света увидела только при посадке, и вид его подкосил ее окончательно. Если немцев, гладивших своих жен, Света вынесла, цветок сразил наповал. Ей припомнилась вся ее женская жизнь, прожитая напрасно. Никогда она не была женщиной, да и розы, в общем, не заслужила. Роза досталась ей просто так, подарком, авансом, безвозмездно, как любовь.
Она не могла унять слезы ни на таможенном контроле, ни у стойки багажа, ни в такси. Сидела прямая как палка, а из-под темных очков текли струи. Точно она не человек, а река. Слава богу, что у нас не принято спрашивать плачущих: “Are you OK?”1 Со смерти матери она так не ревела, словно выплакивала прошлую жизнь. Прямо с парковки она поехала к Алке, и там слезы внезапно иссякли. Кончились. Алла выслушала рассказ затаив дыханье.
– Только не говори мне, что ты тоже хочешь! Можешь лететь, хоть завтра, но этот остров мой, – закончила Света.
– Почему это? – обиделась Алка.
– Нипочему. Мой – и все. Когда я разбогатею, я куплю его вместе с маяком.
– Со смотрителем, ты хочешь сказать?
– Нет. С маяком.
– Зачем тебе маяк без смотрителя?
– Ты права, – задумалась Света. – Но смотрителя мне не купить ни за какие деньги. Он не продается.
– Когда ты уехала, – сказала Алка, – я хотела посмотреть, где ты и с кем, но не смогла. Мне тебя загораживали. И я подумала, что человек, с которым ты сейчас, умеет ставить защиты. Вполне вероятно, что он
“пограничник”.
– Ты так думаешь? Нет, только не это. Тогда все это просто сон о другой жизни. Иллюзия.
– Я съезжу и все выясню, ладно? – попросила Алка.
– Ты опять взялась за старое, /Ятоже./ Как это раздражает, ты даже не представляешь!
– А раньше не раздражало…
– И раньше раздражало. Пойми, не бывает общей жизни, у каждого она все равно своя. В том же месте, с тем же мужчиной у тебя будет другое.
– И хочу другого.
– И розу он уже срезал…
Алка вместо ответа грустно улыбнулась.
– Очень красивая, но огромная. Такую даже не засушить.
– Я покрою ее воском, сфотографирую, и ты отвезешь ему снимок.
– Ура.
Вернувшись домой, Света занялась приборкой. Вещи без нее уже впали в уныние, но крепились, подражая хозяйке. Вещам лучше быть ободранными кошкой, разбитыми детьми, расшатанными или сожженными в буржуйке, чем брошенными. Иначе в них нет никакого смысла, да и в жизни людей, их создавших, тоже. Потому что вещь – это ты и есть. Один – восковая роза, другой – атомная бомба. Жил когда-то человек по фамилии
