Отец увидал вдруг мой пальчик запеленутый, пострадавший.
– В носу, что ль, ковырял? – усмехнулся. Так подвиг мой оценил.
Спасибо, отец, на добром слове.
Похлебал молча каши, маленько потеплел, подобрел.
– Ну, спасибо тебе, что не забыл! – усмехнулся он.
– Как можно!
– Ну, всяко бывает! – откинулся, улыбаясь. Чувствую – сейчас он настроился мудростью делиться. А потом – нельзя?! Хмурое его настроение гораздо меньше раздражает меня, нежели добродушное. Не чует этого?
– При царе еще было…
Начал издалека. При царе Горохе, видимо.
– А, – произнес я холодно. Но его не собьешь.
– Да-а-а… – он произнес неторопливо.
Боюсь, что, пока доберемся мы с ним до сегодняшних дел, день закончится. Но хочешь не хочешь, любишь не любишь, а надо терпеть.
Единственно когда общаемся с ним – за завтраком. Надо!
– А? – он вопросительно произнес, требуя, видимо, поддержки.
Я кивнул благожелательно: мол, давай, давай! Время терпит!
Но не в такой же степени! Минут пять после этого он молчал. Склонив брови, яростно растирал в чашке лимон с сахарным песком. Сколько сил еще в нем!
– Так что – при царе-то? – пришлось его немножко поторопить.
– А?! – снова произнес. Молодецки уже огляделся: мол, если так просите, так уж и быть, расскажу.
Просим, просим.
– Лет пять мне еще, что ли, было. Или шесть?
– Ну, не важно, – проговорил я.
Он усмехнулся, заранее и меня настраивая на веселый лад.
– Жили бедно мы с матерью. Отец в бегах…
Это знакомо мне. Веселое начало.
– А детей нас семеро. Я почти самый старший. Второй после Насти.
Нина еще в люльке была. А я уже самостоятельный вроде.
Это какая-то сага!
– Ну, утром встаем… нас кормить чем-то надо. А нечем!
Если он намекает на плохой завтрак!.. пусть дальше готовит сам!
– Мне мать и говорит: ты к Андрюхиным пойди, вроде как бы по делу.
Тут письмо от отца пришло – вот от него поклон им и передай! А
Андрюхины, наши дальние какие-то родственники, богато жили! Был, помню, у них Тимка, мой ровесник. Дружили мы. Прибегаю к ним:
“Здрасьте!” – “А-а! – хозяйка мне говорит, – явился. А мы уж хотели кошку в лапти обувать да за тобой посылать!” Намекая вроде, что я каждый день к ним хожу. Андрюхины, за столом сидя, смеются. Тоже большая была, дружная семья. “Ну, садись уж за стол, раз пришел!” – говорит хозяин. И я чувствую, что добрые они и любят вроде меня, но все равно – неловкость. Вспомнил – прям как сейчас! “Да ты раздевайся”, – хозяйка предлагает. “Да я на минутку, прям так!” – сажусь в полушубке. Андрюхины смеются: “Ишь богатый какой! Шубой хвастает!” Понимаю, что любовно смеются, но неловко все равно.
