Подумаешь, фон-барон – от первого же человеческого слова, человеческого жеста, взгляда, улыбки вся моя кожа вспыхнет пламенем стыда за мой – как бы пообиднее выразиться? – аристократизм, ни на чем не основанный, кроме ужаса перед простотой. Ведь это же твои дружки и соседи, тетушки и дядюшки, братаны и сеструхи, которых ты так любил и продолжа… Но невозможно не придираться к тем, кто ходит по твоему лицу. Вот троица – они же не виноваты, что теперь у них такие заплывшие глазки, – но зачем они способны тускло поблескивать только при виде гораздо более глазастой пены в бутылках с пивом?! Зачем с такой набожностью они держатся за рыжие ломтики воблы?.. Ведь и мы когда-то катались за пивом на товарняках с железом от Механки до строящегося Химграда, – только зачем – зачем?!! – вместо
“сейчас” они произносят “ща”, ведь мне же больно, больно!!!.
Почему им никогда передо мной не стыдно? Они хоть когда-нибудь хоть что-нибудь должны?!.
– За полтора куска, – аппетитно выговаривал наливной козырек губы, под которой, плотоядной, вовсе исчезала нижняя. – Поднялся на стольник, на стольничек, на стошку, на кусяру…
Вскрикнула и прогрохотала с подвывом встречная электричка. Уже в пригородных поездах исчезают вкрапления интеллигентных лиц: взгляни в окно – и сразу поймешь, что еще немного – и всю геометрию и ажурность занесет щебенкой, затянет бурьяном “просто жизни”, ползучим Хаосом, через который мы прокладываем муравьиные тропки предсказуемости. Но… предсказуемость и простота – разве это не одно и то же? Неужели я страшусь одновременно и порядка, и беспорядка?..
Мимо гремели заводы и пашни, от стертого до неразличимости ампира Дворцов культуры лучами разбегались улицы со страшными именами: ул. Труда, ул. Пролетарская… С какого же седьмого дна рвется на штурм вольных прихотей алчная похоть обожествлять самое скучное и тягостное, что только есть на свете? Улица
Скуки, проспект Забот, площадь Нужды… Нет-нет, успокойтесь, я не смею даже помыслить, что я лучше самого наипростейшего из простых и честных тружеников, ради бога – я в тысячу раз хуже, но мне душно, тесно, рвотно, выпустите меня отсюда, выпустите, выпустите, выпустите!..
Но куда? Простота по всей Галактике сражается за свое достоинство, готовясь поглотить чудом выбившиеся из-под нее причудливые рифы человеческого – отовсюду наползают марксизмы, фрейдизмы, биологизмы, утилитаризмы: “Мир – это труд!”, “Мир – это трах!”, “Мир – это торг!”, “Мир – это страх!”, “Мир – это война!”, и юркнуть можно было только в книгу – единственный предмет, замечавший во мне душу, дар творить мысли и образы.
