В стародавние времена солдат был отгорожен от офицеров завесой унтеров, которые не скупились на побои, но и тогда солдат знал искусные зуботычины ротного командира. А когда сержантов не стало в армии, когда они превратились, за исключением инструкторов в учебках, в рядовых с лычками, тогда уже и вся работа легла на офицеров, и ненависть вся.
Я сам хотел стать офицером, а потом, будучи в солдатской шкуре, как все, ненавидел этих молодых, на какие-то два-три года старше, "шакалов".
А ненавидеть их по большому счёту было не за что. Самые обыкновенные люди, идущие без особого отбора, далеко не из богатых и лучших учеников, всеми условиями службы они были прижаты к стене, где всё их существование зависело от произвола вышестоящего, где свободно вздохнуть, не нарвавшись на громовой рёв и оскорбления, было невозможно. При этом они получали зарплату меньше охранника в магазине и были наделены привилегиями и властью над совсем уже бесправной массой солдат.
С таким же успехом можно ненавидеть врачей из поликлиник, за то, что они, собирая бесчисленные очереди, спокойно пьют чай с конфетами от благодарного больного. А ещё лучше ненавидеть продавцов, за рост цен. Презирать старослужащих, а через год стать таким же? ("Таким я не буду, а буду хорошим" – здесь не проходит.) Но когда ты солдат, относиться как-то иначе к офицерам просто невозможно, ты, не задумываясь, принимаешь правила игры.
Лейтенант Нечаев сквозь пальцы смотрел на дедовщину на взводном опорном пункте, был лёгок на кулачную расправу и на падающие липкими обидными кличками оскорбления, и в то время, когда от постоянного рытья окопов на солнцепёке у нас вскипали под черепной коробкой остатки мозгов, он целый день валялся с книжкой на травке, спал и стрелял по бутылкам из пулемёта.
Но ночью Нечаев выходил проверять посты. А ночью часовые ведут беспокоящий огонь по шевелящимся и издающим пугающие звуки кустам, на грохот падающих сухих веток и для того, чтобы не уснуть, и я не один раз направлял ствол автомата в хорошо видный силуэт идущего всегда прямо по гребню высоты Нечая. Под шумок ничего не стоило его подстрелить – списали бы на обстрел, как это не раз бывало на той войне. Но курок я не нажал.
Когда в июне Нечаева отправили в Ханкалу на курсы авианаводчиков, к нам прислали старшего лейтенанта Изюмцева, который не только избивал и чморил солдат, но и с помощью старшины-контрактника Змея продавал нашу тушенку чеченцам, а нам выдавал одну кашу на воде.
