Но Фроги была быстрее, она ласково улыбнулась Борзикову и встала из-за столика:
– Пойдем, пожалуй, к автобусу. У меня опять голова болит.
Но Борзиков так сразу не дал им отойти:
– Я боялся, что вы меня рассекретите, хи-хи. Никому не следует знать, что Борзиков в гиды пошел. – Голос его вдруг стал фээсбешно-ледяным и одновременно по-прежнему шутовским. – Я ведь могу быть уверен, хм, в вашем благоразумии?..
– В чем?..
– В вашем молчании. Я – ученый, писатель и профессор. Это для всех главное. Обо мне даже продажная пресса молчит. Значит, купили ее, значит, Борзиков еще нужен.
– И не сомневайтесь! – уверенно сказала Фро и крепко пожала
Борзикову руку. – По таким пустякам стоит ли играть?
Пришлось и Косте пожать ему руку. А Борзиков поморгал глазами и снова уселся за стол допивать вино.
Они отправились по светлой брусчатке к автобусу, чувствуя злобные взгляды и вероятные слова попутчиков. В этом автобусе, кусочке
Родины, Костя ощущал себя полным изгоем, что было особенно обидно, ибо для Франции он тоже был чужим. Поразительно, что Борзиков, поносивший Европу, тем не менее умел с ней ладить и в ней зарабатывать себе на жизнь, но он был своим и с соотечественниками.
Надо сказать, на обратном пути никаких инвектив по поводу французов и Франции он себе больше не позволял, рассказывал лишь о производстве вина в разных провинциях.
Не доезжая до площади Бастилии, Фроги попросила остановить автобус и, как и прежде, решительно взяв Костю за руку, вышла вместе с ним.
Они пошли в кафе, которое, как сказала Фроги, она очень любила. О чем они говорили… Это было влюбленное бормотание обо всем. И, чувствуя себя вдруг полностью владеющим собой и своим телом, Костя повлек ее в свою мансарду. Встретившаяся им Ивонна посмотрела на него одобрительно. Он удивлял ее своим анахоретством. И заклятие
Алены было снято. Наконец он уснул совершенно счастливый. Проснулся через час. Фроги, уже одетая, ждала его пробуждения. Не дав сказать ему и слова, она поцеловала его в губы и шепнула, что уверена в их будущей встрече. Но что этим должна распорядиться судьба. Судьба ждала два года и все же распорядилась правильно: Коренев был теперь счастлив.
Костя был уверен, что уж больше никогда не придется ему общаться с
Борзиковым. Он слышал, что тот триумфально вернулся в Россию, что сидел рядом с Зюгановым в президиуме, что одно издательство, жившее на якобы пропавшие деньги партии, издало его десятитомное собрание сочинений. Более того, что в бывшей высшей партшколе создан центр его имени. Теперь, правда, это школа стала Университетом государственного планирования. Слышать о Борзикове он слышал, а видеть не приходилось. До сегодняшнего дня.
