– Как это? – не понял Костя.
– А так: стали меня вытеснять из всех издательских программ, перестали с лекциями приглашать, а у немцев лекциями больше заработаешь, нежели книгами и статьями. Ведь я начал их изнутри критиковать. Не понравилось им это. Ну, и оказался я у разбитого корыта. – Он выпил глоток вина и заел отломанным кусочком белого хлеба с солоноватым маслом. Потом добавил:
– Вы не представляете, как все на сто восемьдесят градусов изменилось за последние несколько лет. Европа теперь уже окончательно гибнет. Бедные беднеют, богатые богатеют. Марксова ситуация.
– Или Энгельсова, – решил почему-то Костя поправить его.
– Да, если вы говорите о его работе “О положении рабочего класса в
Англии”, – показал гид свою эрудицию. – Обнищание и пауперизм.
Оглядев стены уютного кафе с красивой глиняной посудой на деревянных стойках, выложенные в несколько рядов красивые бутылки с вином и вполне довольных жизнью французов, сидевших в соседнем зале, Фроги подтвердила:
– Именно. И сегодня сплошная нищета.
Но иронию он сразу почувствовал:
– Зачем утрировать?! Извините, забыл, как вас зовут…
Фроги не ответила. Посмотрела мимо него.
Гид замотал головой:
– Да нет, нет, они и в самом деле просто гниют, и скоро погибнут.
Что было на это сказать? И Костя повторил то, что говорил студентам.
– Не раз повторяли разные русские, прожившие более десяти лет в
Европе, что она изменилась на сто восемьдесят градусов и скоро погибнет. И с каждым великим русским эмигрантом она снова и снова готовилась к смерти. – Он не собирался делать комплимент Борзикову, так просто сказалось.
Но тот услышал свое:
– Что-то я ни одного великого русского эмигранта не знаю.
– А Герцен, – возразил Костя.
– Ну, этого можно генералом назвать. Разных эмигрантских сержантов я не принимаю. Но эти западники и про него не знают. Один английский профессор сказал мне как-то, что самый знаменитый русский – это
Хадсон, Алекс Хадсон. А это, представляете, Герцен, он его имел в виду. А у меня хреновая ситуация. Четыре года уже ничего на Западе не зарабатываю. Меня перестали покупать. Хотя знают, что я – гений, шляпу снимают!..
Фроги быстро переменила тему:
– А где ваша супруга?
Он вздохнул:
– Отозвали. То есть ушла. Сложная история. Она от меня уже пару раз уходила. Но мне ее возвращали. А сейчас меня используют незначительно. Я мог бы больше пользы принести, вернувшись в Москву.
Издать бы там мои сочинения. Я и тут, на этом гнилом Западе, много написал. Впервые настоящая критика Запада дана. Я еще России пригожусь!
