Старая немецкая сказка, или Игра в войну | страница 28
Почему я утверждаю, что снег был из России? Да, так сказать, из-за снежного юмора. Ну какой юмор-то в Германии?! Признанный их анекдот, который я там слышал, заключался в том, что человек, стоявший на стене разрушенного дома и писавший на улицу, мгновенно перестал после замечания полицейского. “Почему вы так быстро прекратили безобразие?” – удивился тот. “Я боялся, что вы меня стащите вниз за струю!” А вот снег и впрямь рассмешил нас. На стене пивной, возле кинотеатра, была нарисована большая, в два этажа, картина: группа веселых пьяниц пьет за круглым столом пиво из большущих кружек. Так снег на ней, играя, залепил глаза предводителю застолья и края всех кружек. И получилась рельефная пивная пена не только на кружках, но и на глазах главного бюргера.
– Глаза залил! – засмеялся старлей, увидев преображенную снегом картину.
Как-то я спросил его:
– А почему у них анекдоты глупые?
– Да, может, потому, что они всех евреев уничтожили или выгнали, – недолго думал он.
…Привычно сбив с проходившего немца шляпу, на этот раз снежком, я крикнул ему радостно:
– Привет из России!
Но по-прежнему считаю, что снежный привет был не им, а нам, русским.
Снег быстро растаял, и к вечеру улицы резко почернели. Лишь кое-где на мокрой черепице крыш остались белые одинокие клочки.
ЛЮБОВЬ ЗЛА
У всех была первая любовь. Была она и у меня, бедолаги.
Я, кажется, уже говорил о том, что до сих пор не могу есть зайчатины, пирожных и шоколада. Шоколадом я объелся в первый же день приезда в Германию. Отчим, ожидая нас, постепенно накопил – не думайте, что там это было запросто, – много шоколадных конфет и фигурок, наверно, целый килограмм. Ох, как мне было потом плохо, вспомнить тошно. Еле выжил.
Но вот беда. Куда бы мы с родителями (буду их так называть, хотя отчим мне не родитель), – куда бы мы ни приходили к нашим в гости, повсюду нас непременно угощали тортом и шоколадными конфетами.
Вместе с чаем, конечно. Это считалось хорошим тоном. Кофе, без которого немцы, как известно, жить не могут, не подавали. Кому он нужен, желудевый?..
Я все это веду к тому, что мы наконец попали в гости к одному майору, у которого я страсть как хотел побывать. У него было двое сыновей, пятнадцатилетних близнецов, но главное – дочь Галя. Я всегда с дрожью сердца смотрел на нее издали и в городе, и в школе, никогда не решаясь подойти. Впрочем, до школы я, может, и видел-то ее всего пару раз. Но она вдруг настолько поразила мое воображение, что представьте, какое мне, презирающему девчонок скопом и поодиночке, выпало испытание. Меня даже незвано посещали мечты, в которых мы с Галей прогуливались по парку, взявшись за руки. Тьфу! И все же… А я ведь был с нею не знаком и имя ее узнал стороной.