Взяв бутыль, Илья осторожно продвинулся к тому месту, где слышалось редкое и тяжкое сопенье. Наткнувшись, он не сразу, но передал бутыль и, отступив, слушал, как человек пьет жадно, со всхлипом, захлебом.
Напился и стих.
– Хлеб есть, – сказал Илья.
– Не надо. Все… – ответил из тьмы человек и смолк, тяжко дыша и порою постанывая и замирая.
Так было долго. Илья вернулся к своему ложу, тоже затих, а потом, вспомнив, сказал:
– Лежак есть, чтобы не на бетоне…
– Потом… – донесся короткий ответ.
Илья успел задремать ли, забыться не один раз и слышал все те же звуки: вздохи, порою кашель и хрип.
И лишь через долгое время новый узник спросил:
– Лежак есть?
– Да, да, – с готовностью отозвался Илья, – из досок.
Он отыскал лежак и притащил его волоком. Еще раз предложил:
– Хлеб есть.
– Не надо, отъелся, – тяжко вздохнул человек, копошась во тьме, устра иваясь, и потом, уже притихнув, спросил, определив по голосу:
– Молодой?
– Молодой…
– Чей же ты?
– Хабаров.
– Хабаров? Сын, что ли? Алексей?
– Нет. Я – младший сын.
Невидимый собеседник помолчал, а потом успокоил:
– Тогда не дрейфь. Мамка тебя вытянет.
Эти слова были таким облегчением для души, для сердца среди горечи, тьмы, так было хорошо, сладко это услышать и поверить словам, что
Илья не выдержал и заплакал слезами счастливыми. Желая отплатить добром, он спросил:
– А вы кто?
– Я уже никто. Меня уже нет и не будет. Некому меня выручать. – Он смолк. Но через время продолжил: – Мамка-то есть… – и заговорил ти ше, но быстро, горячечно: – Есть у меня мама. Слава богу, живая. Но она… Ты молодой, ты отсюда выйдешь и будешь жить. Прошу тебя, когда- нибудь съезди на хутор Скиты, это на Дону. Она живет хорошо, с дочерью. Но обо мне будет плакать. Ты съезди и скажи. Не говори про сегодняшнее. Просто скажи, что встречались, были вместе, просил передать только для нее, но чтобы молчала: уехал, мол, далеко, за границу, не могу подать вес ти до времени, до поры. Пусть думает, что живой. Она поверит. Хутор Ски ты, на Дону, тетя Фиса, знают ее… Так и скажи: уехал далеко, за границу. Весть не может подать.
Но живой!
Долгое время прошло – час ли, два. И вновь услышал Илья слова спокойные, тихие, обращенные вовсе не к нему:
– Возле воды… У воды надо жить… Просто жить… Все равно где…
В Антибе, в Коктебеле, на Скитах, в Коршевитом. Домик у воды и покой. Вот и все. Больше ничего не нужно. Ничего. Остальное все – глупости. А у тебя, парень, все хорошо кончится. Потерпи немного.
