А в самом деле?.."
Ее называли когда-то "железной Марьей". Но она была просто женщиной.
С твердым характером, но женщиной. На работе – Марья. А дома – ласковая мама, Маша, Машурочка – для мужа, Маняша – для покойных родителей. Но прошлое ушло и словно забылось. Маняшей, Машей,
Ма-шурочкой ее давно никто не зовет. И вот уже долгие годы она – лишь "железная" Марья Хабарова. Без отдыха и без продыха, без мужа и без родителей. А ведь порой просила душа иного – защиты, сочувствия, ласки, тепла. Как сейчас, например. Как весь этот месяц. А может быть, как все эти годы, когда усталость копится и копится. Все тяжелей и тяжелей душе, и телу, и сердцу, вовсе не железному, а обычному, женскому, бабьему. И может быть, прав Илья, пусть не во всем? Но в чем-то и прав. Надо оставить дела и пожить спокойно. Она это заработала, заслужила: отдых, покой. Ведь годы летят. Их уже и считать не хочется.
Конечно, не бросишь вожжи прямо так, на скаку. Но можно продать часть холдинга, оставив Алексею то, что ему по силам. Пусть работает.
Она не выдержала и пошла к старшему сыну, который еще не спал и понял ее с полслова:
– Плюшкиных речей наслушалась? И тоже начинаешь…
– Наслушалась. Что? Запретить ему говорить?
– Наговорить можно много. Тем более с Плюшкиным образованием. Он бы подумал, марксист, на чьи труды живет. Питерская квартира, одеж да, деньги, поездки? На свою зарплатишку ассистентскую?
– Не надо его в этом упрекать, – жестко ответила мать. – Он – мой сын.
– Я не упрекаю. Он – мой брат, младший. И я люблю Илюшку. Но ты должна понять, что у него сейчас стресс. И все, что он говорит, все это – милые глупости. Ну, давай его послушаем и все бросим. И кто нас будет кормить?
– Алеша, мы перед ним виноваты, он страдал за нас, – мягко, про никновенно, обнимая сына, сказала мать. – И мы должны его слушать.
Кому он еще скажет? Пусть говорит. И еще ты должен понять, что в его речах есть правда. Оттого и в сердце заноза. Я ведь действительно как белка в колесе. И сколько уже лет? Вначале была необходимость. А потом? Наверно, и впрямь инерция или ненужный азарт. Мне ведь многого не надо. Значит, только для вас. А Илюша говорит, что и ему не надо.
– Пусть поживет на зарплату, тогда все поймет.
– Прекрати! И эта затея с выборами мне тоже не нравится. Не стоило туда лезть.
– Мамочка… – сказал Алексей, поняв, что матери сейчас перечить нельзя. – Мамочка, успокойся… – Но и оставлять ее в таких вот сомне ниях тоже было нельзя, и он стал говорить мягко, ласково: -
