Старик подумал, может, Верка права, может, стекло истончается со временем от взгляда человека. Он даже встал и потрогал стекло. И ему правда показалось, оно тоньше в точке, где тропинка.
На конце указательного пальца появилась почтальонша. Он обрадовался. Ему вдруг захотелось узнать из газеты, что делается в мире. Ему показалось, он слишком давно в этом доме на Казанке…
Но почтальонша с газетами прошла мимо. Верка ничего не выписывала.
Старик решил газету купить.
Киоск был на Красной Пресне.
Картошка цвела фиолетовым. Старик шел медленно, потому что вообще не умел ходить быстро. Он несколько шагов прошел вдоль фиолетовой картошки и почувствовал взгляд в спину. Взгляд был не со стороны картошки на этот раз.
Старику казалось, он идет медленнее, чем всегда. Он не мог быстрее.
Старик прошел до участка Школьниковых и решил увидеть, откуда на этот раз смотрит на него старуха. И повернулся вдруг.
Картошка по правую руку, по левую – сад: три яблони, вишня, флоксы у забора. Старухи он нигде не увидел, но догадался, что она за черным окном дома, смотрит сквозь стекло на тропинку, и стекло истончается.
Что-то ухнуло в воздухе, и старик вздрогнул. Потом сообразил, что это завод сегодня работает.
Центральных газет в киоске не было, и старик купил местную.
Сложил и спрятал в карман белого пиджака, после уж сообразил, что испачкает пиджак типографской краской.
Он пошел домой кружным путем, мимо школы, не хотел лишний раз попадать под взгляд старухи.
В школе шел ремонт. Рабочие курили на крылечке и пили пиво. Над ними шумели столетние тополя. Был только июль, но листья уже опадали с этих тополей, не пожелтевшие, а просто высохшие. Под ногами шуршали листья и черные грачиные перья.
От школы уже была видна золотая китайка.
Солнце скрылось за серой пеленой, и все стало серое, даже зелень, только маленькие яблочки оставались золотыми. Был бы я художник! – подумал старик. Ему стало страшно жаль, что жизнь прошла, а он ни кем не был: ни художником, ни машинистом. Ничего не пережил. Так страшно.
Старик постоял у калитки перед запущенным садиком. На него смотрели давно не мытые окна. Ничьих взглядов он не чувствовал.
Вообще, все было тихо.
Старик не сумел бы объяснить, как он решился на такое, может быть, чтобы пережить еще что-то, пока жив.
Он повернул щеколду и вошел в садик. Прошел мимо золотых яблок в серой траве, поднялся на крыльцо и достал из-под пыльного половика ключ.
Убранством дом был схож с Веркиным, только запущенный.
